Гражданская комиссия по правам человека
НАБЛЮДАТЕЛЬ В СФЕРЕ ДУШЕВНОГО ЗДОРОВЬЯ
Hello world!
18+
Мы используем cookie на нашем сайте. Если вы продолжите навигацию по сайту, это значит, что вы с этим согласны.
OK
18+
РЕШЕНИЕ ПО ДЕЛУ ШАКУЛИНОЙ И ДРУГИХ против РОССИИ от 05 июня 2018
ТРЕТЬЯ СЕКЦИЯ
ДЕЛО ШАКУЛИНОЙ И ДРУГИХ ПРОТИВ РОССИИ
(Заявления No 24688/05 и ещё 5 — см. прилагаемый список)
ПОСТАНОВЛЕНИЕ
СТРАСБУРГ
5 июня 2018
Данное постановление является окончательным, но может подлежать редакторской правке.
В деле Шакулиной и других против России
Европейский суд по правам человека (Третья секция), заседая Комитетом в составе:
Хелен Келлер, Президент,
Пере Пастор Виланова,
Мария Элосеги, судьи,
и Фатош Араси, заместитель секретаря секции,
заседая за закрытыми дверями 15 мая 2018 года,
вынес следующее постановление, которое было принято в тот же день:
ПРОЦЕДУРА
1. Дело было инициировано пятью жалобами (NoNo 24688/05, 62679/11, 51907/13, 69488/13, 69523/13 и 51480/14) против Российской Федерации, поданными в Суд по статье 34 Конвенции о защите прав человека и основных свобод (далее «Конвенция») шестью гражданами Российской Федерации: г-жой Людмилой Шакулиной, г-жой Ириной Деловой, г-ном Юрием Ставицким, г-ном Владимиром Ланских, г-ном Николаем Лукиным и г-жой Натальей Беруненко (далее «Заявители) в различные даты (подробности см. в Приложении).
2. Первых трёх заявителей представлял г-н Д. Бартенев, адвокат, практикующий в Санкт-Петербурге и действующий от имени Центра защиты лиц с психической инвалидностью (MDAC), неправительственной организации со штаб-квартирой в Будапеште. Остальных трёх заявителей представлял г-н Юрий Ершов, адвокат, практикующий в Москве. Двоим из них, г-н Ланских и г-н Беруненко, была перед этим предоставлена юридическая помощь. Правительство России (далее «Правительство») представлял вначале г-н Г. Матюшкин, Представитель Российской Федерации в Европейском суде по правам человека, а затем его преемник в этой должности, г-н М. Гальперин.
3. Все заявители жаловались на лишение их дееспособности. Четверо заявителей (заявления NoNo 24688/05, 69488/13, 69523/13 и 51480/14) жаловались на серьёзные нарушения в судебных разбирательствах, в ходе
которых они были лишены дееспособности. Одна заявительница (заявление No 24688/05) также жаловалась на недобровольное заключение её в психиатрическое учреждение.
4. 29 июня 2015 г. вышеуказанные жалобы были коммуницированы Правительству, а в остальной части заявления NoNo 24688/05, 62679/11, 51907/13, 69488/13 и 51480/14 были признаны неприемлемыми согласно пункту 3 Правила 54 Регламента Суда.
5. Правительство возражало против рассмотрения жалобы Комитетом. После рассмотрения возражения Правительства Суд отклоняет его.
ФАКТЫ
I. ОБСТОЯТЕЛЬСТВА ДЕЛА
6. Перечень заявителей и относящиеся к делу подробности заявлений изложены в прилагаемой таблице.
A. Заявление No 24688/05, Шакулина против России
1. Судебное разбирательство о лишении дееспособности в 2003–2004 гг.
7. 5 апреля 2004 г. Выборгский районный суд города Санкт-Петербурга (далее «Выборгский районный суд») в отсутствие заявительницы признал её недееспособной. Заявительница утверждала, что она узнала об этом решении только 19 апреля 2004 г. Она дважды подавала апелляцию вместе с просьбами о том, чтобы срок подачи апелляции был восстановлен. 11 октября 2004 г. Выборгский районный суд отклонил последнюю просьбу заявительницы о рассмотрении её апелляции судом. 24 декабря 2004 г. Санкт-Петербургский городской суд оставил в силе это решение по апелляции.
2. Возобновление дела заявительницы в 2009 г.
8. 27 февраля 2009 г. Конституционный Суд России признал неконституционной практику лишения лиц дееспособности в их отсутствие, если только это отсутствие не было вызвано рядом конкретных обстоятельств.
9. 8 июня 2009 г. заявительница обратилась с просьбой о возобновлении её дела в свете решения Конституционного Суда от 27 февраля 2009 г. После первоначального отказа, 24 сентября 2009 г. Санкт- Петербургский городской суд отменил решение от 5 апреля 2004 г. и направил дело на повторное рассмотрение.
10. 26 ноября 2009 г. Выборгский районный суд прекратил производство по делу о лишении дееспособности, так как истица, дочь заявительницы, не явилась на заседание. Тем самым дееспособность заявительницы была восстановлена.
3. Помещение заявительницы в психиатрическую больницу в 2008 г.
11. 7 марта 2008 г. к заявительнице вызвали врача скорой помощи, который установил, что ей необходима госпитализация. По прибытии заявительницы в больницу её обследовал психиатр, который подтвердил, что ей требуется стационарный уход.
12. 10 марта 2008 г. брат заявительницы, являвшийся в то время её опекуном, дал согласие на помещение её в больницу. Четырьмя днями позже его статус опекуна был отменен и передан больнице. 31 марта 2008 г. сотрудники больницы, выступавшей в роли опекуна, дали согласие на недобровольную госпитализацию заявительницы.
13. По словам заявительницы, сотрудники больницы отклонили её просьбы о выписке и ей не позволяли пользоваться мобильным телефоном, отправлять корреспонденцию и видеться с посетителями. Когда
заявительница связалась со своим адвокатом, предположительно с целью внести изменения в своё заявление Суду и оспорить своё недобровольное помещение в больницу, он попытался встретиться с ней в больнице 13 марта и 1 апреля 2008 г., но ему было в этом отказано.
14. Затем адвокат заявительницы подал жалобу на больницу, утверждая своё право на общение со своей клиенткой. В подкрепление своей жалобы адвокат представил копию доверенности, выданной ему заявительницей 21 июня 2005 г. ради подготовки её заявления в Суд. 9 февраля 2009 г. Приморский районный суд города Санкт-Петербурга («Приморский районный суд») отклонил жалобу, отметив, что заявительница была не в состоянии назначить адвоката, не обладая дееспособностью.
15. 10 марта 2009 г. экспертной комиссией был составлен отчёт на двух страницах, где заявительнице ставился диагноз «шизофрения». Отчёт опирался на историю болезни заявительницы с 2001 года и на состояние её здоровья, которое привело к её госпитализации в 2008 году. Кроме того, эксперты утверждали, что во время своего пребывания в больнице заявительница избегала контактов, жаловалась на своё помещение в больницу, оставалась настроенной подозрительно и недоброжелательно, а также придерживалась своих делюзий относительно соседей, врачей и других пациентов. Эксперты заключили, что заявительнице требуется дальнейшее психиатрическое лечение в больнице.
16. В тот же день Приморским районным судом было проведено слушание по поводу недобровольного лечения заявительницы в психиатрической больнице. Врач заявительницы представила суду отчёт экспертной комиссии от 10 марта 2009 г. и своё собственное заключение, подтверждающее, что заявительница нуждалась в принудительном лечении в больнице. Во время представления этих документов заявительница отсутствовала в зале суда, однако присутствовал её назначенный государством адвокат, г-жа Л. После представления документов заявительницу привели в зал суда и проинформировали об её правах. Затем она заявила, что хочет отправиться домой и не желает продолжать лечение. Других вопросов заявительнице судьёй задано не было. Участие г-жи Л. в течение всего слушания ограничилось заявлением о том, что у неё «нет возражений» против дальнейшего пребывания заявительницы в психиатрической больнице. Приморский районный суд заключил, что заявительнице требуется принудительное лечение в больнице.
17. 21 апреля 2009 г. Санкт-Петербургский городской суд отменил решение от 9 февраля 2009 г., отметив нарушение права адвоката на встречу со своей клиенткой. 25 мая 2009 г. заявительница встретилась со своим адвокатом.
18. 8 июня 2009 г. заявительница обратилась к суду с просьбой восстановить срок подачи апелляции на решение от 10 марта 2009 г. 30 июня 2009 г. данная просьба была отклонена районным судом.
19. 15 сентября 2009 г. Санкт-Петербургский городской суд отменил решение от 30 июня 2009 г. и восстановил срок подачи апелляции на решение от 10 марта 2009 г. 30 сентября 2009 г. Санкт-Петербургский районный суд рассмотрел апелляцию и нашёл недобровольное лечение заявительницы законным.
20. По возвращении заявительницей своего правового статуса 26 ноября 2009 г. (см. абзац 10 выше), она отказалась продолжать лечение в больнице и была выписана 31 декабря 2009 г.
B. Заявление No 62679/11, Делова против России
1. Судебное разбирательство о лишении дееспособности
21. 11 ноября 2010 г. Петродворцовый районный суд города Санкт-Петербурга (далее «Петродворцовый районный суд») признал её недееспособной. Суд отметил, что поскольку в российском законодательстве не предусмотрена возможность учитывать степень психического расстройства у лица путём частичного лишения его дееспособности, то единственным вариантом являлось полное лишение заявительницы дееспособности. 17 марта 2011 г. Санкт-Петербургский городской суд отклонил поданную заявительницей жалобу, полностью поддержав аргументацию Петродворцового районного суда.
2. Повторное рассмотрение дела заявительницы
22. 27 июня 2012 г. Конституционный Суд Российской Федерации рассмотрел поданную заявительницей апелляцию в связи с лишением её дееспособности и предложил Федеральному Собранию внести поправки в законодательство и ввести возможность частичного лишения дееспособности (см. абзац 39 ниже). 30 декабря 2012 г. в Гражданский кодекс РФ были внесены соответствующие поправки; вступление в силу поправок было отложено до 1 марта 2015 г. (см. абзац 40 ниже).
23. Во исполнение определения Конституционного Суда, 26 марта 2013 г. Петродворцовый районный суд направил дело заявительницы на повторное рассмотрение. Однако 6 августа 2013 г. Петродворцовый районный суд оставил в силе своё предыдущее решение о полном лишении заявительницы дееспособности, указав, что поправки в законодательство ещё не вступили в силу. 28 ноября 2013 г. Санкт-Петербургский городской суд оставил в силе это решение по апелляции.
C. Заявление No 51907/13, Ставицкий против России
24. 29 июня 2009 г. Промышленный районный суд города Ставрополя в отсутствие заявителя лишил его дееспособности. Решение от 29 июня 2009 г. не было обжаловано и поэтому стало окончательным.
25. В октябре 2012 г. заявитель обратился с просьбой о восстановлении своей дееспособности. 6 марта 2013 г. Кочубеевский районный суд Ставропольского края (далее «Кочубеевский районный суд») отклонил просьбу заявителя. 4 июня 2013 г. Ставропольский краевой суд оставил в силе это решение по апелляции.
26. 25 июля 2016 г. Кочубеевский районный суд удовлетворил заявление заявителя о признании его частично дееспособным.
D. Заявление No 69488/13, Ланских против России
27. 27 января 2009 г. Коптевский районный суд города Москвы (далее «Коптевский районный суд») в отсутствие заявителя признал его недееспособным. Решение от 27 января 2009 г. не было обжаловано и поэтому стало окончательным.
28. 20 января 2013 г. заявитель подал апелляцию на решение от 27 января 2009 г., попросив суд восстановить срок подачи апелляции, поскольку он не был проинформирован о судебном разбирательстве о лишении его дееспособности, не присутствовал на нём и не получил копию решения.
29. 14 февраля 2013 г. Коптевский районный суд восстановил срок подачи апелляции. 10 сентября 2013 г. Московский городской суд отменил это решение и отклонил просьбу заявителя о восстановлении срока подачи им апелляции.
E. Заявление No 69523/13, Лукин против России
1. Судопроизводство о лишении дееспособности в 2003 г.
30. 7 августа 2003 г. Дмитровский районный суд Московской области (далее «Дмитровский районный суд») в отсутствие заявителя полностью лишил его дееспособности. Решение от 7 августа 2003 г. не было обжаловано и поэтому стало окончательным.
2. Судопроизводство о лишении дееспособности в 2013 г.
31. Заявитель предположительно узнал о лишении себя дееспособности только в 2012 году. 24 декабря 2012 г. заявитель попросил Дмитровский районный суд восстановить срок подачи апелляции на решение от 7 августа 2003 г. 22 января 2013 г. Дмитровский районный суд отклонил эту просьбу.
32. 29 мая 2013 г. Московский областной суд рассмотрел жалобу, поданную заявителем на это решение от
22 января 2013 г. Суд восстановил указанный срок и в том же слушании рассмотрел по существу апелляцию, поданную заявителем на решение от 7 августа 2003 г. Обнаружив, что Дмитровский районный суд рассматривал дело заявителя в 2003 году в его отсутствие и не имея никаких сведений о том, в состоянии ли был заявитель присутствовать на слушании, Московский областной суд отменил решение от 7 августа 2003 г. Затем он перешёл к рассмотрению дела по существу. Заслушав стороны и основывая свои выводы на отчёте медицинской экспертизы от 2003 года, Московский областной суд вновь признал заявителя недееспособным.
F. Заявление No 51480/14, Беруненко против России
33. 4 сентября 2006 г. Зюзинский районный суд города Москвы (далее «Зюзинский районный суд») признал заявительницу недееспособной. Заявительница, проходившая в то время лечение в психоневрологическом учреждении, не присутствовала на слушании.
34. Заявительница предположительно узнала об этом решении только в 2013 году. Она попросила суд восстановить срок подачи апелляции ввиду отсутствия уведомления о судебном разбирательстве и её отсутствия на слушании.
35. 24 октября 2013 г. Зюзинский районный суд отказался восстановить срок, отметив также, что согласно российскому законодательству, действовавшему в соответствующее время, присутствие заявительницы на судебном слушании не было обязательным. 28 января 2014 г. Московский городской суд оставил в силе решение от 24 октября 2013 г. по апелляции.
II. ПРИМЕНИМОЕ ВНУТРИГОСУДАРСТВЕННОЕ ПРАВО И СУДЕБНАЯ ПРАКТИКА
А. Лишение дееспособности
36. Сводку применимых положений внутригосударственного права и судебной практики касательно лишения дееспособности в соответствующее время см. в деле Штукатуров против России, No 44009/05, §§ 4659, ЕСПЧ 2008.
37. 27 февраля 2009 г. Конституционный Суд Российской Федерации признал неконституционной практику лишения лиц дееспособности в их отсутствие, если только их отсутствие не было вызвано рядом конкретных обстоятельств (риском, которое данное лицо представляет для себя или других лиц, или проблемами со здоровьем). Он также запретил препятствовать лишённым дееспособности лицам подавать апелляцию против решения о признании их недееспособными при возражениях на то со стороны опекуна. Конституционный Суд также пояснил, что предписать недобровольное лечение лицу может только суд, даже если опекун этого лица дал согласие на госпитализацию этого лица.
38. 6 апреля 2011 г. Федеральным собранием были внесены поправки в Гражданский процессуальный кодекс Российской Федерации, гарантирующие заинтересованным лицам право участвовать в судебном разбирательстве о лишении дееспособности и подавать апелляции без согласия своего опекуна.
39. 27 июня 2012 года Конституционный Суд России в ходе рассмотрения жалобы одной из заявителей, г-жи Деловой (заявление No 62679/11), признал неконституционными положения российского законодательства касательно процесса лишения лица дееспособности. Серьёзные возражения со стороны Конституционного Суда были вызваны тем, что в законодательстве не учитывались различные степени психических расстройств и отсутствовали альтернативы полному лишению лица дееспособности. Суд счёл полное лишение лица дееспособностей крайней мерой и предложил законодателям в качестве альтернативы ввести понятие частичного лишения дееспособности.
40. 30 декабря 2012 г. Федеральным собранием были внесены поправки в Гражданский кодекс РФ, вводящие понятие частичного лишения дееспособности. Эти поправки вступили в силу 1 марта 2015 г.
41. 23 июня 2015 г. Пленумом Верховного Суда было принято Постановление No 25, в котором внимание российских судов обращалось на необходимость при принятии решения о правовом статусе лица учитывать характер и степень способности этого лица осознавать свои действия и руководить ими.
Б. Недобровольное помещение в психиатрическое учреждение
42. Сводку применимого российского права и судебной практики касательно недобровольного помещения в психиатрическое учреждения см. в деле Мифобова против России, No 5525/11, §§ 32–44, 5 февраля 2015 г.
ДЕЛО ШАКУЛИНОЙ И ДРУГИХ ПРОТИВ РОССИИ
(Заявления No 24688/05 и ещё 5 — см. прилагаемый список)
ПОСТАНОВЛЕНИЕ
СТРАСБУРГ
5 июня 2018
Данное постановление является окончательным, но может подлежать редакторской правке.
В деле Шакулиной и других против России
Европейский суд по правам человека (Третья секция), заседая Комитетом в составе:
Хелен Келлер, Президент,
Пере Пастор Виланова,
Мария Элосеги, судьи,
и Фатош Араси, заместитель секретаря секции,
заседая за закрытыми дверями 15 мая 2018 года,
вынес следующее постановление, которое было принято в тот же день:
ПРОЦЕДУРА
1. Дело было инициировано пятью жалобами (NoNo 24688/05, 62679/11, 51907/13, 69488/13, 69523/13 и 51480/14) против Российской Федерации, поданными в Суд по статье 34 Конвенции о защите прав человека и основных свобод (далее «Конвенция») шестью гражданами Российской Федерации: г-жой Людмилой Шакулиной, г-жой Ириной Деловой, г-ном Юрием Ставицким, г-ном Владимиром Ланских, г-ном Николаем Лукиным и г-жой Натальей Беруненко (далее «Заявители) в различные даты (подробности см. в Приложении).
2. Первых трёх заявителей представлял г-н Д. Бартенев, адвокат, практикующий в Санкт-Петербурге и действующий от имени Центра защиты лиц с психической инвалидностью (MDAC), неправительственной организации со штаб-квартирой в Будапеште. Остальных трёх заявителей представлял г-н Юрий Ершов, адвокат, практикующий в Москве. Двоим из них, г-н Ланских и г-н Беруненко, была перед этим предоставлена юридическая помощь. Правительство России (далее «Правительство») представлял вначале г-н Г. Матюшкин, Представитель Российской Федерации в Европейском суде по правам человека, а затем его преемник в этой должности, г-н М. Гальперин.
3. Все заявители жаловались на лишение их дееспособности. Четверо заявителей (заявления NoNo 24688/05, 69488/13, 69523/13 и 51480/14) жаловались на серьёзные нарушения в судебных разбирательствах, в ходе
которых они были лишены дееспособности. Одна заявительница (заявление No 24688/05) также жаловалась на недобровольное заключение её в психиатрическое учреждение.
4. 29 июня 2015 г. вышеуказанные жалобы были коммуницированы Правительству, а в остальной части заявления NoNo 24688/05, 62679/11, 51907/13, 69488/13 и 51480/14 были признаны неприемлемыми согласно пункту 3 Правила 54 Регламента Суда.
5. Правительство возражало против рассмотрения жалобы Комитетом. После рассмотрения возражения Правительства Суд отклоняет его.
ФАКТЫ
I. ОБСТОЯТЕЛЬСТВА ДЕЛА
6. Перечень заявителей и относящиеся к делу подробности заявлений изложены в прилагаемой таблице.
A. Заявление No 24688/05, Шакулина против России
1. Судебное разбирательство о лишении дееспособности в 2003–2004 гг.
7. 5 апреля 2004 г. Выборгский районный суд города Санкт-Петербурга (далее «Выборгский районный суд») в отсутствие заявительницы признал её недееспособной. Заявительница утверждала, что она узнала об этом решении только 19 апреля 2004 г. Она дважды подавала апелляцию вместе с просьбами о том, чтобы срок подачи апелляции был восстановлен. 11 октября 2004 г. Выборгский районный суд отклонил последнюю просьбу заявительницы о рассмотрении её апелляции судом. 24 декабря 2004 г. Санкт-Петербургский городской суд оставил в силе это решение по апелляции.
2. Возобновление дела заявительницы в 2009 г.
8. 27 февраля 2009 г. Конституционный Суд России признал неконституционной практику лишения лиц дееспособности в их отсутствие, если только это отсутствие не было вызвано рядом конкретных обстоятельств.
9. 8 июня 2009 г. заявительница обратилась с просьбой о возобновлении её дела в свете решения Конституционного Суда от 27 февраля 2009 г. После первоначального отказа, 24 сентября 2009 г. Санкт- Петербургский городской суд отменил решение от 5 апреля 2004 г. и направил дело на повторное рассмотрение.
10. 26 ноября 2009 г. Выборгский районный суд прекратил производство по делу о лишении дееспособности, так как истица, дочь заявительницы, не явилась на заседание. Тем самым дееспособность заявительницы была восстановлена.
3. Помещение заявительницы в психиатрическую больницу в 2008 г.
11. 7 марта 2008 г. к заявительнице вызвали врача скорой помощи, который установил, что ей необходима госпитализация. По прибытии заявительницы в больницу её обследовал психиатр, который подтвердил, что ей требуется стационарный уход.
12. 10 марта 2008 г. брат заявительницы, являвшийся в то время её опекуном, дал согласие на помещение её в больницу. Четырьмя днями позже его статус опекуна был отменен и передан больнице. 31 марта 2008 г. сотрудники больницы, выступавшей в роли опекуна, дали согласие на недобровольную госпитализацию заявительницы.
13. По словам заявительницы, сотрудники больницы отклонили её просьбы о выписке и ей не позволяли пользоваться мобильным телефоном, отправлять корреспонденцию и видеться с посетителями. Когда
заявительница связалась со своим адвокатом, предположительно с целью внести изменения в своё заявление Суду и оспорить своё недобровольное помещение в больницу, он попытался встретиться с ней в больнице 13 марта и 1 апреля 2008 г., но ему было в этом отказано.
14. Затем адвокат заявительницы подал жалобу на больницу, утверждая своё право на общение со своей клиенткой. В подкрепление своей жалобы адвокат представил копию доверенности, выданной ему заявительницей 21 июня 2005 г. ради подготовки её заявления в Суд. 9 февраля 2009 г. Приморский районный суд города Санкт-Петербурга («Приморский районный суд») отклонил жалобу, отметив, что заявительница была не в состоянии назначить адвоката, не обладая дееспособностью.
15. 10 марта 2009 г. экспертной комиссией был составлен отчёт на двух страницах, где заявительнице ставился диагноз «шизофрения». Отчёт опирался на историю болезни заявительницы с 2001 года и на состояние её здоровья, которое привело к её госпитализации в 2008 году. Кроме того, эксперты утверждали, что во время своего пребывания в больнице заявительница избегала контактов, жаловалась на своё помещение в больницу, оставалась настроенной подозрительно и недоброжелательно, а также придерживалась своих делюзий относительно соседей, врачей и других пациентов. Эксперты заключили, что заявительнице требуется дальнейшее психиатрическое лечение в больнице.
16. В тот же день Приморским районным судом было проведено слушание по поводу недобровольного лечения заявительницы в психиатрической больнице. Врач заявительницы представила суду отчёт экспертной комиссии от 10 марта 2009 г. и своё собственное заключение, подтверждающее, что заявительница нуждалась в принудительном лечении в больнице. Во время представления этих документов заявительница отсутствовала в зале суда, однако присутствовал её назначенный государством адвокат, г-жа Л. После представления документов заявительницу привели в зал суда и проинформировали об её правах. Затем она заявила, что хочет отправиться домой и не желает продолжать лечение. Других вопросов заявительнице судьёй задано не было. Участие г-жи Л. в течение всего слушания ограничилось заявлением о том, что у неё «нет возражений» против дальнейшего пребывания заявительницы в психиатрической больнице. Приморский районный суд заключил, что заявительнице требуется принудительное лечение в больнице.
17. 21 апреля 2009 г. Санкт-Петербургский городской суд отменил решение от 9 февраля 2009 г., отметив нарушение права адвоката на встречу со своей клиенткой. 25 мая 2009 г. заявительница встретилась со своим адвокатом.
18. 8 июня 2009 г. заявительница обратилась к суду с просьбой восстановить срок подачи апелляции на решение от 10 марта 2009 г. 30 июня 2009 г. данная просьба была отклонена районным судом.
19. 15 сентября 2009 г. Санкт-Петербургский городской суд отменил решение от 30 июня 2009 г. и восстановил срок подачи апелляции на решение от 10 марта 2009 г. 30 сентября 2009 г. Санкт-Петербургский районный суд рассмотрел апелляцию и нашёл недобровольное лечение заявительницы законным.
20. По возвращении заявительницей своего правового статуса 26 ноября 2009 г. (см. абзац 10 выше), она отказалась продолжать лечение в больнице и была выписана 31 декабря 2009 г.
B. Заявление No 62679/11, Делова против России
1. Судебное разбирательство о лишении дееспособности
21. 11 ноября 2010 г. Петродворцовый районный суд города Санкт-Петербурга (далее «Петродворцовый районный суд») признал её недееспособной. Суд отметил, что поскольку в российском законодательстве не предусмотрена возможность учитывать степень психического расстройства у лица путём частичного лишения его дееспособности, то единственным вариантом являлось полное лишение заявительницы дееспособности. 17 марта 2011 г. Санкт-Петербургский городской суд отклонил поданную заявительницей жалобу, полностью поддержав аргументацию Петродворцового районного суда.
2. Повторное рассмотрение дела заявительницы
22. 27 июня 2012 г. Конституционный Суд Российской Федерации рассмотрел поданную заявительницей апелляцию в связи с лишением её дееспособности и предложил Федеральному Собранию внести поправки в законодательство и ввести возможность частичного лишения дееспособности (см. абзац 39 ниже). 30 декабря 2012 г. в Гражданский кодекс РФ были внесены соответствующие поправки; вступление в силу поправок было отложено до 1 марта 2015 г. (см. абзац 40 ниже).
23. Во исполнение определения Конституционного Суда, 26 марта 2013 г. Петродворцовый районный суд направил дело заявительницы на повторное рассмотрение. Однако 6 августа 2013 г. Петродворцовый районный суд оставил в силе своё предыдущее решение о полном лишении заявительницы дееспособности, указав, что поправки в законодательство ещё не вступили в силу. 28 ноября 2013 г. Санкт-Петербургский городской суд оставил в силе это решение по апелляции.
C. Заявление No 51907/13, Ставицкий против России
24. 29 июня 2009 г. Промышленный районный суд города Ставрополя в отсутствие заявителя лишил его дееспособности. Решение от 29 июня 2009 г. не было обжаловано и поэтому стало окончательным.
25. В октябре 2012 г. заявитель обратился с просьбой о восстановлении своей дееспособности. 6 марта 2013 г. Кочубеевский районный суд Ставропольского края (далее «Кочубеевский районный суд») отклонил просьбу заявителя. 4 июня 2013 г. Ставропольский краевой суд оставил в силе это решение по апелляции.
26. 25 июля 2016 г. Кочубеевский районный суд удовлетворил заявление заявителя о признании его частично дееспособным.
D. Заявление No 69488/13, Ланских против России
27. 27 января 2009 г. Коптевский районный суд города Москвы (далее «Коптевский районный суд») в отсутствие заявителя признал его недееспособным. Решение от 27 января 2009 г. не было обжаловано и поэтому стало окончательным.
28. 20 января 2013 г. заявитель подал апелляцию на решение от 27 января 2009 г., попросив суд восстановить срок подачи апелляции, поскольку он не был проинформирован о судебном разбирательстве о лишении его дееспособности, не присутствовал на нём и не получил копию решения.
29. 14 февраля 2013 г. Коптевский районный суд восстановил срок подачи апелляции. 10 сентября 2013 г. Московский городской суд отменил это решение и отклонил просьбу заявителя о восстановлении срока подачи им апелляции.
E. Заявление No 69523/13, Лукин против России
1. Судопроизводство о лишении дееспособности в 2003 г.
30. 7 августа 2003 г. Дмитровский районный суд Московской области (далее «Дмитровский районный суд») в отсутствие заявителя полностью лишил его дееспособности. Решение от 7 августа 2003 г. не было обжаловано и поэтому стало окончательным.
2. Судопроизводство о лишении дееспособности в 2013 г.
31. Заявитель предположительно узнал о лишении себя дееспособности только в 2012 году. 24 декабря 2012 г. заявитель попросил Дмитровский районный суд восстановить срок подачи апелляции на решение от 7 августа 2003 г. 22 января 2013 г. Дмитровский районный суд отклонил эту просьбу.
32. 29 мая 2013 г. Московский областной суд рассмотрел жалобу, поданную заявителем на это решение от
22 января 2013 г. Суд восстановил указанный срок и в том же слушании рассмотрел по существу апелляцию, поданную заявителем на решение от 7 августа 2003 г. Обнаружив, что Дмитровский районный суд рассматривал дело заявителя в 2003 году в его отсутствие и не имея никаких сведений о том, в состоянии ли был заявитель присутствовать на слушании, Московский областной суд отменил решение от 7 августа 2003 г. Затем он перешёл к рассмотрению дела по существу. Заслушав стороны и основывая свои выводы на отчёте медицинской экспертизы от 2003 года, Московский областной суд вновь признал заявителя недееспособным.
F. Заявление No 51480/14, Беруненко против России
33. 4 сентября 2006 г. Зюзинский районный суд города Москвы (далее «Зюзинский районный суд») признал заявительницу недееспособной. Заявительница, проходившая в то время лечение в психоневрологическом учреждении, не присутствовала на слушании.
34. Заявительница предположительно узнала об этом решении только в 2013 году. Она попросила суд восстановить срок подачи апелляции ввиду отсутствия уведомления о судебном разбирательстве и её отсутствия на слушании.
35. 24 октября 2013 г. Зюзинский районный суд отказался восстановить срок, отметив также, что согласно российскому законодательству, действовавшему в соответствующее время, присутствие заявительницы на судебном слушании не было обязательным. 28 января 2014 г. Московский городской суд оставил в силе решение от 24 октября 2013 г. по апелляции.
II. ПРИМЕНИМОЕ ВНУТРИГОСУДАРСТВЕННОЕ ПРАВО И СУДЕБНАЯ ПРАКТИКА
А. Лишение дееспособности
36. Сводку применимых положений внутригосударственного права и судебной практики касательно лишения дееспособности в соответствующее время см. в деле Штукатуров против России, No 44009/05, §§ 4659, ЕСПЧ 2008.
37. 27 февраля 2009 г. Конституционный Суд Российской Федерации признал неконституционной практику лишения лиц дееспособности в их отсутствие, если только их отсутствие не было вызвано рядом конкретных обстоятельств (риском, которое данное лицо представляет для себя или других лиц, или проблемами со здоровьем). Он также запретил препятствовать лишённым дееспособности лицам подавать апелляцию против решения о признании их недееспособными при возражениях на то со стороны опекуна. Конституционный Суд также пояснил, что предписать недобровольное лечение лицу может только суд, даже если опекун этого лица дал согласие на госпитализацию этого лица.
38. 6 апреля 2011 г. Федеральным собранием были внесены поправки в Гражданский процессуальный кодекс Российской Федерации, гарантирующие заинтересованным лицам право участвовать в судебном разбирательстве о лишении дееспособности и подавать апелляции без согласия своего опекуна.
39. 27 июня 2012 года Конституционный Суд России в ходе рассмотрения жалобы одной из заявителей, г-жи Деловой (заявление No 62679/11), признал неконституционными положения российского законодательства касательно процесса лишения лица дееспособности. Серьёзные возражения со стороны Конституционного Суда были вызваны тем, что в законодательстве не учитывались различные степени психических расстройств и отсутствовали альтернативы полному лишению лица дееспособности. Суд счёл полное лишение лица дееспособностей крайней мерой и предложил законодателям в качестве альтернативы ввести понятие частичного лишения дееспособности.
40. 30 декабря 2012 г. Федеральным собранием были внесены поправки в Гражданский кодекс РФ, вводящие понятие частичного лишения дееспособности. Эти поправки вступили в силу 1 марта 2015 г.
41. 23 июня 2015 г. Пленумом Верховного Суда было принято Постановление No 25, в котором внимание российских судов обращалось на необходимость при принятии решения о правовом статусе лица учитывать характер и степень способности этого лица осознавать свои действия и руководить ими.
Б. Недобровольное помещение в психиатрическое учреждение
42. Сводку применимого российского права и судебной практики касательно недобровольного помещения в психиатрическое учреждения см. в деле Мифобова против России, No 5525/11, §§ 32–44, 5 февраля 2015 г.
ЗАКОНОДАТЕЛЬСТВО
I. ПРЕДПОЛАГАЕМОЕ НАРУШЕНИЕ СТАТЬИ 8 КОНВЕНЦИИ
43. Заявители жаловались на лишение их дееспособности в нарушение статьи 8 Конвенции, в которой говорится следующее:
«1. Каждый имеет право на уважение его личной и семейной жизни, его жилища и его корреспонденции.
2. Не допускается вмешательство со стороны публичных властей в осуществление этого права, за исключением случая, когда такое вмешательство предусмотрено законом и необходимо в демократическом обществе в интересах национальной безопасности и общественного порядка, экономического благосостояния страны, в целях предотвращения беспорядков или преступлений, для охраны здоровья или нравственности или защиты прав и свобод других лиц».
А. Приемлемость
44. В отношении заявления No 24688/05 представители Правительства утверждали, что г-жа Шакулина не подала заявление в течение шести месяцев со дня вынесения окончательного решения по её делу. Заявительница не сделала замечаний по этому поводу.
45. Суд вновь указывает, что в соответствии с его сложившейся практикой и пунктом 5 Правила 47 Регламента Суда в редакции, действовавшей в соответствующее время, Суд, как правило, считает датой подачи заявления дату первого письма, в котором обозначается намерение подать заявление и излагается его предмет, хотя бы и в общих чертах. На основе имеющихся документальных свидетельств Суд отмечает следующее. Окончательное решение о лишении заявительницы дееспособности было вынесено российскими судами
22 декабря 2004 г. Заявительница направила своё первое письмо 21 июня 2005 г. факсом (которое было получено Судом в тот же день) и два экземпляра почтой (один из которых был получен Судом 27 июня 2005 г., а второй — 19 июля 2005 г.). Дата первого представленного документа, 21 июня 2005 г., не выходит за пределы шестимесячного периода, течение которого началось с даты принятия окончательного решения
22 декабря 2004 г. 8 июля 2005 г. Суд предложил заявительнице представить полное заявление в течение шести недель с даты получения письма от Суда. 5 августа 2005 г. Суд получил заполненную форму заявления, подписанную заявительницей и датированную 20 июля 2005 г. В свете этих обстоятельств Суд заключает, что требование о шестимесячном сроке заявительницей выполнено.
46. Суд отмечает, что данная жалоба и жалобы пяти других заявителей не являются очевидно необоснованными в смысле пункта (a) абзаца 3 статьи 35 Конвенции. Суд также отмечает, что эти жалобы не являются неприемлемыми ни по каким другим основаниям. Поэтому данные жалобы следует признать приемлемыми.
Б. Доводы сторон по существу жалоб
1. Заявления сторон
(а) Правительство
47. Ссылаясь на отчёты медицинской экспертизы, представители Правительства указывали на то, что заявители страдали психическими расстройствами и поэтому были не в состоянии осознавать свои действия и руководить ими. Представители Правительства утверждали, что тем самым решения судов о признании заявителей недееспособными были основаны на объективных данных медицинской оценки и приняты в соответствии с применимыми материальными и процессуальными правовыми нормами. Представители Правительства заявляли, что заявители представляли опасность для себя и других лиц и что поэтому решения судов о лишении их дееспособности были необходимыми и соразмерными.
48. В отношении заявителей, правовой статус которых был определён в их отсутствие (г-жа Шакулина, г-н Ланских, г-н Лукин и г-жа Беруненко), представители Правительства указывали на то, что законодательство, действовавшее на соответствующий момент, позволяло российским судам рассматривать дела о лишении дееспособности в отсутствие заявителей, если того требовало состояние их здоровья.
49. Представители Правительства также указывали на то, что в 2012–2015 годах были приняты поправки в законодательство и что в вопросах дееспособности и связанных с этим судебных разбирательств в российской практике имели место изменения (см. абзацы 37–41 выше).
(б) Заявители
50. Заявители утверждали, что решения судов о полном лишении их дееспособности были основаны единственно на том факте, что у них диагностировали психические расстройства. Однако судами не рассматривались конкретные обстоятельства у заявителей и другие относящиеся к делу факторы. Судами также не проверялась достоверность подкрепляющих решение свидетельств, если таковые вообще имелись. Заявители выразили сомнение в том, что лишение их дееспособности преследовало законную цель, так как, вопреки утверждениям Правительства, не имелось конкретных свидетельств того, что заявители представляли опасность для себя или других лиц. Даже если предположить, что заявители в какой-то степени представляли опасность, представители Правительства не пояснили, каким образом лишение заявителей дееспособности устранило бы эту предполагаемую опасность (по сравнению, например, с принудительным психиатрическим лечением). Наконец, заявители утверждали, что российские суды не рассмотрели никаких альтернатив лишению их дееспособности и что законодательством не предусматривалась возможность частичного лишения дееспособности. Заявители заключили, что лишение их правового статуса не было правомерным и соразмерным озвученной цели.
51. Четверо заявителей (г-жа Шакулина, г-н Ланских, г-н Лукин и г-жа Беруненко) придерживались своих жалоб о том, что судебные разбирательства в отношении их правового статуса проводились в их отсутствие.
2. Оценка Суда
(а) Имело ли место вмешательство
52. Суд уже выражал то мнение, что лишение лица дееспособности представляет существенное вмешательство в частную жизнь человека (см. Маттер против Словакии, No 31534/96, § 68, 5 июля
1999 г.; Штукатуров, цит. выше, § 83; и Лашин против России, No 33117/02, § 77, 22 января 2013 г.). Суд не находит причин прийти к иному мнению в данных делах.
(б) Было ли вмешательство оправданным
53. Суд вновь указывает на то, что любое вмешательство в право индивидуума на уважение его частной жизни являет собой нарушение статьи 8 Конвенции за исключением случая, когда оно имело место «в соответствии с законом», преследовало законную цель или цели согласно абзацу 2 и «было необходимо в демократическом обществе» в том смысле, что вмешательство являлось соразмерным преследуемым целям.
(i) «В соответствии с законом» и «законная цель»
54. Суд принимает во внимание позицию заявителей о том, что лишение их дееспособности было незаконным и не преследовало никакой законной цели. Однако, по мнению Суда, рассматривать эти аспекты настоящих дел нет необходимости в свете следующих выводов:
(ii) «Необходимо в демократическом обществе»
(α) Общие принципы
55. Как правило, в настолько сложном вопросе, как установление психических способностей лица, внутригосударственные власти должны проявлять значительную гибкость при оценке, поскольку у них есть возможность напрямую контактировать с заинтересованным лицом, а потому также и богатые возможности выносить решение по таким вопросам. Задачей же Суда скорее является пересмотр, согласно Конвенции, принятых внутригосударственными властями решений при осуществлении их полномочий в этом отношении (см., с соответствующими изменениями, Бронда против Италии, 9 июня 1998 г., § 59, «Доклады о постановлениях и решениях», 1998-IV; Маттер, цит. выше, § 69; Штукатуров, цит. выше, § 87; и Лашин, цит. выше, § 80).
56. Степень гибкости при вынесении властями такой оценки зависит от двух главных факторов (см., например, Лашин, цит. выше, § 81).
57. Во-первых, степень гибкости варьируется в зависимости от характера проблем и важности затрагиваемых интересов. Поэтому для установления очень жёстких пределов в сфере частной жизни (см. Штукатуров, цит. выше, § 88) или наложения ограничений на основополагающие права какой-либо особо уязвимой социальной группы (см., например, Алайош Кишш против Венгрии, No 38832/06, § 42, 20 мая 2010 г.,
и Киютин против России, No 2700/10, § 63, ЕСПЧ 2011) может потребоваться более тщательное изучение вопроса.
58. Во-вторых, Суду необходимо рассмотреть качество внутригосударственных процедур, которые привели к осуществлению вмешательства (см. Штукатуров, цит. выше, § 91, и Лашин, цит. выше, § 81). Хотя в статье 8 Конвенции не содержится прямых процедурных требований, процесс принятия решений, сопряжённый с мерами осуществления вмешательства, должен быть справедливым и обеспечивать должное уважение интересов, охраняемых статьёй 8 (см. Гёргюлю против Германии, No 74969/01, § 52, 26 февраля 2004 г.).
59. Суд уже рассматривал различные аспекты процесса принятия судебных решений, которыми устанавливается дееспособность лица. Что касается процедурных аспектов, Судом принимались во внимание следующие обстоятельства: была ли у заинтересованного лица лично участвовать в разбирательстве
(см. Штукатуров, § 91, и Лашин, § 82, оба цит. выше) и (или) было ли данное лицо каким-либо образом представлено на разбирательстве по лишению его дееспособности (см. А.Н. против Литвы, No 17280/08,
§ 97, 31 мая 2016 г.); было ли заинтересованное лицо в состоянии обжаловать решение о лишении его дееспособности (см. Штукатуров, цит. выше, § 91); была ли у лишённых дееспособности лиц по прошествии определённого времени возможность автоматического пересмотра их правового статуса или непосредственного доступа к правосудию (см. Лашин, цит. выше, § 97); и проявили ли непредвзятость эксперты, оценивавшие состояние здоровья лиц, лишённых дееспособности (см. Лашин, §§ 87–88,
и А.Н. против Литвы, § 99, оба цит. выше).
60. Что касается существа решений российских судов, Суд уже рассматривал в прошлых делах следующие обстоятельства: опирались ли эксперты на актуальный отчёт медицинской экспертизы (см. Лашин, цит. выше, §§ 83–86); было ли так, что медицинские эксперты, а впоследствии и российские суды не только установили существование психического расстройства, но также и оценили характер или степень этого расстройства как такую, которая даёт основания для лишения данного лица дееспособности (см. Штукатуров, §§ 93–94,
и Лашин, § 90, оба цит. выше); и были ли российскими судами при установлении дееспособности данного лица рассмотрены иные доказательства, помимо отчёта медицинской экспертизы, а также изучены другие
факторы (см. А.Н. против Литвы, цит. выше, § 99). В прошлом Судом также были установлены нарушения статьи 8 Конвенции в ситуациях, когда внутригосударственные суды в силу внутригосударственного законодательства оказывались не в состоянии вынести особое суждение с учётом конкретных обстоятельств у заинтересованного лица и имели возможность выбирать лишь между полной дееспособностью и полной недееспособностью (см. Штукатуров, § 95; Лашин, § 92; и А.Н. против Литвы, § 124, все цит. выше).
(β) Применение указанных принципов в настоящих делах
61. Что касается затрагиваемых здесь интересов, Суд отмечает, что вмешательство в частную жизнь заявителей было весьма серьёзным. В результате лишения заявителей дееспособности они утратили самостоятельность почти во всех сферах своей жизни на неопределённый период времени. Заявители также принадлежали к особо уязвимой социальной группе.
62. Что касается сути процесса принятия решений, Суд сразу же отмечает, что в данных делах значительной проблемой явилась невозможность вынести особое суждение с учётом конкретных обстоятельств у заявителей в силу внутригосударственного законодательства. Как уже было установлено Судом
(см. Штукатуров, § 95, и Лашин, § 92, оба цит. выше), в российском законодательстве, действовавшем в соответствующее время, не предусматривалось никакой промежуточной формы ограничения дееспособности в противовес полной дееспособности и полной недееспособности. Следовательно, российские суды в силу существовавшей законодательной базы были не в состоянии принять во внимание характер и степень психического расстройства у лица и другие относящиеся к делу конкретные обстоятельства (см.
Штукатуров, цит. выше, § 94). Данное заключение подтверждается также внесением поправок в законодательство, вводящих понятие частичного лишения дееспособности с 1 марта 2015 г. Суд принимает во внимание эти перемены к лучшему, однако они не повлияли на то положение, в которых оказались заявители до вступления этих поправок в силу.
63. Кроме того, Суд отмечает следующие процедурные изъяны в процессе принятия решений в связи с лишением дееспособности некоторых из заявителей. В частности, в четырёх делах (заявление No 24699/05 г- жи Шакулиной, заявление No 69488/13 г-на Ланских, заявление No 69523/13 г-на Лукина и заявление
No 51480/14 г-жи Беруненко) заявители были лишены дееспособности российскими судами в своё отсутствие. Таким образом, заявители не имели возможности представить свою позицию и российские суды не располагали возможностью непосредственного контакта с заявителями, прежде чем составить своё мнение об их положении (см. Штукатуров, § 91, и Лашин, § 82, оба цит. выше). Суд отмечает, что с тех пор как были приняты поправки в законодательство в 2011 году, личное участие заинтересованных лиц стало обязательным, за исключением ряда случаев (см. абзац 38 выше). Однако разбирательства по лишению заявителей дееспособности имели место до вступления этих поправок в силу.
64. Кроме того, трое из заявителей (г-жа Шакулина, г-н Ланских и г-жа Беруненко) не имели возможности обжаловать решения судов первой инстанции о лишении себя дееспособности (см. Штукатуров, цит. выше), так как, оставаясь в неведении относительно разбирательств в судах первой инстанции, они пропустили сроки подачи апелляции. Просьбы заявителей о восстановлении этих сроков остались без удовлетворения. Четвёртому заявителю, г-н Лукину, удалось добиться отмены решения о лишении его дееспособности по причине его отсутствия на изначальном судебном слушании. Однако, согласившись на пересмотр дела, российский суд оставил в силе решение о лишении заявителя дееспособности на основе отчёта экспертизы, составленного десятью годами ранее.
65. Вышеизложенные соображения являются для Суда достаточным основанием, чтобы заключить, что, соответственно, имело место нарушение статьи 8 Конвенции.
II. ПРЕДПОЛАГАЕМОЕ НАРУШЕНИЕ СТАТЬИ 6 КОНВЕНЦИИ
66. Четверо из заявителей (заявление No 24699/05 г-жи Шакулиной, заявление No 69488/13 г-на Ланских, заявление No 69523/13 г-на Лукина и заявление No 51480/14 г-жи Беруненко) жаловались по статье 6 Конвенции на то, что разбирательства по лишению их дееспособности были несправедливыми.
67. Суд отмечает, что эти жалобы связаны с жалобами заявителей по статье 8, и поэтому данные жалобы следует также признать приемлемыми.
68. Суд вновь замечает, что различие в характере интересов, которые защищаются статьями 6 и 8 Конвенции, может требовать отдельного рассмотрения требований по указанным положениям. Однако в данных делах, учитывая выводы Суда по статье 8 относительно процедурных изъянов в ходе разбирательств по лишению заявителей дееспососбности (см. абзацы 63–64 выше), Суд полагает, что отдельно рассматривать жалобы по статье 6 Конвенции нет необходимости (см., например, йосуб Карас против Румынии, No 7198/04, § 49,
27 июля 2006 г.; Фёдоров и Фёдорова против Украины, No 39229/03, § 93, 7 июля 2011 г.). III. ПРЕДПОЛАГАЕМОЕ НАРУШЕНИЕ СТАТЬИ 5 КОНВЕНЦИИ
69. Одна из заявительниц, г-жа Шакулина (заявление No 24688/05), жаловалась на недобровольное заключение в психиатрическое учреждение. Она опиралась на статью 5 Конвенции, в которой говорится следующее:
«1. Каждый имеет право на свободу и личную неприкосновенность. Никто не может быть лишен свободы иначе как в следующих случаях и в порядке, установленном законом:
...
(e) законное заключение под стражу лиц с целью предотвращения... [а также] душевнобольных». A. Заявления сторон
1. Правительство
70. Представители Правительства заявляли, что 7 марта 2008 г. врач скорой помощи отдал распоряжение о неотложной госпитализации заявительницы по причине ухудшающегося состояния её здоровья. В частности, врач утверждал, что заявительница жила в антисанитарных условиях, не платила за коммунальные услуги, пользовалась открытым огнём, использовала батарею отопления для приготовления пищи и имела делюзии относительно своих соседей. 10 марта 2008 г. брат заявительницы, являвшийся в то время её опекуном, дал согласие на её госпитализацию. 14 марта 2008 г. вместо брата заявительницы её опекуном стала психиатрическая больница. 31 марта 2008 г. представители этой больницы, выступавшей в роли опекуна заявительницы, дали согласие на её госпитализацию. Представители Правительства также указывали, что ввиду состояния здоровья заявительницы ей вначале отказали во встрече с её адвокатом, однако она виделась с посетителями начиная с июня 2008 г.
71. Кроме того, Представители Правительства заявляли, что 10 марта 2009 г. экспертная комиссия поставила заявительнице диагноз «шизофрения». В тот же день Приморский районный суд на основе этого экспертного заключения санкционировал недобровольное психиатрическое лечение заявительницы.
72. Следовательно, представители Правительства сочли заключение заявительницы в психиатрическую больницу законным.
2. Заявительница
73. Заявительница утверждала, что её недобровольное лечение не соответствовало материальным и процессуальным требованиями внутригосударственного права и абзацу 1 статьи 5 Конвенции. Что касается материальных критериев, то представители Правительства исходили из бедственного состояния здоровья
заявительницы. Однако они не представили никаких медицинских отчётов за период начиная с момента её неотложной госпитализации 7 марта 2008 г. и до экспертизы 10 марта 2009 г. В экспертном заключении от
10 марта 2009 г. излагалась лишь история болезни заявительницы и симптомы, которые привели к её неотложной госпитализации годом раньше. Заявительница утверждала, что, даже если эти симптомы и явились основанием для её неотложного лечения на начальном этапе, они не могли служить основанием для дальнейшего содержания её в больнице годом позже. Более того, Приморский районный суд опирался лишь на медицинский отчёт от 10 марта 2010 г., не рассматривая на деле степень тяжести расстройства заявительницы, свидетельства того, что она якобы представляла опасность для себя или других лиц, предполагаемый риск для её здоровья или альтернативные меры с не столь жёсткими ограничениями. Таким образом, заявительница утверждала, что властями не было продемонстрировано, что характер или степень имевшегося у неё расстройства давали основания для её недобровольной госпитализации.
74. Кроме того, заявительница утверждала, что процедура помещения её в психиатрическое учреждение не обеспечивала ей гарантий от произвола. В частности, её лечение считалось добровольным, поскольку на него дали согласие её опекуны (вначале её брат, а затем представители самой психиатрической больницы). Власти ни разу не принимали во внимание собственное мнение заявительницы по этому вопросу, поскольку она была лишена дееспособности. Факт её помещения в больницу не был пересмотрен ни одним независимым судебным органом на предмет законности. Также в силу своей недееспособности сама заявительница не располагала непосредственным доступом к правосудию, чтобы оспорить своё недобровольное психиатрическое лечение. Более того, заявительнице не позволяли встречаться со своим адвокатом, в результате чего вопрос о её содержании в больнице оставался исключительно на усмотрение больницы.
75. Заявительница также ссылалась на следующие изъяны в судебном разбирательстве, на котором было санкционировано её недобровольное помещение в больницу. Во-первых, её удалили с места проведения судебного слушания 10 марта на то время, когда представители больницы излагали свою позицию. Во- вторых, заявительница жаловалась на низкое качество юридической помощи, оказанной её адвокатом, назначенным государством. В частности, адвокат, г-жа Л., не сделала никаких замечаний в течение всего судебного слушания помимо выражения согласия на дальнейшее содержание заявительницы в больнице, несмотря на возражения против того своей клиентки.
B. Оценка Суда
1. Приемлемость
76. Если понимать заявления Правительства в том смысле, что лечение заявительницы в психиатрической больнице являлось добровольным потому, что на него дали согласие её опекуны и что поэтому заявительница не была лишена свободы в смысле абзаца 1 статьи 5 Конвенции, то Суд отмечает, что Суд уже сталкивался с подобной ситуации в деле Штукатурова (цит. выше, § 108). В указанном деле Суд установил, что заявитель хоть и являлся лишённым дееспособности, однако был способен осознавать своё положение и выразил несогласие с тем, чтобы его содержали в больнице. Затем Суд пришёл к выводу, что Суд не может согласиться с тем, что лечение заявителя было добровольным и что лишение свободы не имело места.
77. Подобным же образом в настоящем деле, хоть заявительница и являлась лишённой дееспособности, это не мешало ей осознавать своё положение и выразить своё мнение по этому поводу. После госпитализации заявительница связалась со своим адвокатом, намереваясь подать жалобу на факт своего содержания в больнице, однако ей отказали во встрече с ним. После того как адвокату заявительницы удалось встретиться с ней путём победы в другом судебном деле, он представлял её интересы до восстановления её дееспособности и её выписки из больницы. При таких обстоятельствах, подобных обстоятельствам в деле Штукатурова, Суд приходит к выводу, что заявительница была способна осознавать своё положение и не была согласна с тем, чтобы её содержали в психиатрической больнице. Следовательно, в целях абзаца 1 статьи 5 Конвенции следует считать, что она была лишена свободы.
78. Суд приходит к заключению, что данная жалоба не является очевидно необоснованной в смысле
пункта «a» абзаца 3 статьи 35 Конвенции. Суд также отмечает, что данная жалоба не является неприемлемой по другим основаниям. Поэтому данную жалобу следует признать приемлемой.
2. Доводы сторон по существу жалоб
(a) Общие принципы
79. В своём постановлении по делу Винтерверп против Нидерландов (24 октября 1979 г., § 39, серия A No 33) Суд изложил три необходимых условия, которые должны быть удовлетворены, чтобы «задержание душевнобольного лица» было законным в смысле пункта (e) абзаца 1 статьи 5 Конвенции. Во-первых, должно быть достоверно продемонстрировано (за исключением чрезвычайных случаев), что данное лицо является душевнобольным, то есть перед компетентным органом власти на основе объективных медицинских свидетельств должно быть установлено действительное психическое расстройство; во-вторых, характер или степень этого психического расстройства должны давать основания для недобровольного помещения этого лица под стражу; и в-третьих, обоснованность дальнейшего содержания этого лица под стражей зависит от продолжения существования такого расстройства.
80. До сих пор Суд также неизменно занимал ту позицию, что абзац 1 статьи 5, в сущности, относится к внутригосударственному праву, но одновременно обязывает внутригосударственные власти соблюдать Конвенцию (см., помимо других оснований, Хатчинсон Рейд против Великобритании, No 50272/99, § 47, ЕСПЧ 2003-IV, и Караманоф против Греции, No 46372/09, § 40, 26 июля 2011 г.). Кроме того, суд особо отмечает, что понятие «законности» в контексте пункта (e) абзаца 1 статьи 5 Конвенции может пониматься шире, чем во внутригосударственном законодательстве. Законность задержания лица обязательно предполагает «справедливую и должную процедуру», в том числе требование о том, «что любая мера, которой лицо лишается свободы, должна исходить от соответствующего органа власти, приводиться в исполнение таким органом власти и не должна быть произвольной» (см. Винтерверп, цит. выше, § 45). В данном контексте само внутригосударственное судебное разбирательство должно предоставлять заявителю достаточную степень защиты от потенциально произвольного лишения его свободы (см. Штукатуров, цит. выше, § 113).
(β) Применение указанных принципов в настоящем деле
81. Суд отмечает, что заявительница по данному делу несомненно страдала психическим расстройством и поэтому могла быть сочтена «душевнобольной». Однако Суду не были представлены медицинские документы, из которых явствовало бы, что представителями власти когда-либо рассматривался вопрос о том, давали ли «характер или степень» имевшегося у заявительницы расстройства «основания для недобровольного её помещения в больницу». В действительности, представителями Правительства не было предоставлено никаких медицинских документов касательно периода содержания заявительницы в больнице, который продолжался более года после её госпитализации 7 марта 2008 г. Самое раннее имеющееся у Суда заключение медицинской экспертизы было составлено только 10 марта 2009 г. Более того, даже в этом заключении медицинской экспертизы не объясняется, какими факторами было обосновано продолжавшееся недобровольное содержание заявительницы в больнице. Затем Приморский районный суд на основании этого заключения санкционировал принудительное лечение заявительницы. В этом заключении не рассматривались никакие другие относящиеся к делу факторы, которые показали бы, что характер или степени имевшегося у заявительницы психического расстройства давали основания для принудительного её содержания в больнице (см. Вершинин против России, [Комитет], No 42858/06, § 26, 20 сентября 2016 г.).
82. Что касается имевшихся в распоряжении заявительницы процедурных гарантий, Суд отмечает следующее. Во-первых, поскольку российские власти считали лечение заявительницы добровольным, оно было санкционировано без участия какого бы то ни было суда. Кроме того, в российском законодательстве в то время не предусматривалась возможность автоматического судебного пересмотра факта содержания лица в
психиатрической больнице в ситуациях, подобных положению заявительницы (см. Штукатуров, цит. выше, § 126). Наконец, будучи признанной недееспособной, сама заявительница не имела возможности подать ходатайство о судебном пересмотре факта её принудительного содержания в больнице (там же). Суд отмечает имевшие место с того времени перемены к лучшему в российскому законодательстве и судебную практику (см. абзац 37 выше), однако заявительница была госпитализирована до того, как произошли эти перемены.
83. Что касается судебного разбирательства в отношении судебной санкции на помещение лица в психиатрическое учреждение без его согласия, Суд уже приходил к мнению, что участие самого заинтересованного лица (а когда это уместно, то посредством представителя с учётом предоставляемых этим преимуществ) представляет собой важную гарантию по защите от произвола (см., например, Трутько против России, No 40979/04, § 40, 6 декабря 2016 г.).
84. В данном деле заявительница присутствовала на судебном разбирательстве, но была удалена из зала судебного заседания на то время, когда представители больницы излагали свою позицию. Хотя назначенный государством адвокат, г-жа Л., присутствовала на протяжении всего судебного слушания, она не оказала заявительнице никакой существенной помощи, поскольку единственное замечание с её стороны выражало полное согласие на содержание заявительницы в больнице, причём она проигнорировала возражения на то заявительницы (см. В.К. против России, No 9139/08, §§ 36–40, 4 апреля 2017 г.). Соответственно, Суд полагает, что у заявительницы в распоряжении не имелось должных процедурных гарантий, которые должны были иметься у неё при вынесения решения о её свободе.
85. Ввиду того, что степень и характер имевшегося у заявительницы психического расстройства не рассматривались, и наличия серьёзных процедурных изъянов при санкционировании судом дальнейшего недобровольного пребывания заявительницы в психиатрической больнице, Суд находит, что лишение её свободы не было законным в смысле абзаца 1 статьи 5 Конвенции.
86. Соответственно, Суд полагает, что в настоящем деле имело место нарушение абзаца 1 статьи 5 Конвенции ввиду принудительного содержания заявительницы в больнице.
IV. ДРУГИЕ ПРЕДПОЛАГАЕМЫЕ НАРУШЕНИЯ КОНВЕНЦИИ
87. Наконец, г-жа Шакулина также жаловалась на то, что её недобровольная госпитализация имела место в нарушение абзаца 4 статьи 5 и статей 6 и 8 Конвенции.
88. Суд отмечает, что эти жалобы связаны с рассмотренной выше жалобой, и поэтому данные жалобы следует также признать приемлемыми.
89. Суд замечает, что в основе рассматриваемых жалоб лежит помещение заявительницы в психиатрическую больницу. Уже вынеся суждение о том, что лишение заявительницы свободы явилось в целях абзаца 1 статьи 5 незаконным, Суд не считает необходимым отдельно рассматривать дело по абзацу 4 статьи 5 (см., помимо прочего, Руслан Макаров против России, No 19129/13, § 34, 11 октября 2016 г.), статье 6 (см., например, йосуб Карас против Румынии и Фёдоров и Фёдорова против Украины, оба цит. выше) и статье 8 (см., например, Ткачик против Словакии, No 42472/98, § 39, 14 октября 2003 г.) Конвенции.
V. ПРИМЕНЕНИЕ СТАТЬИ 41 КОНВЕНЦИИ 90. Статья 41 Конвенции гласит:
«Если Суд находит, что имело место нарушение Конвенции или Протоколов к ней, а внутреннее право Высокой Договаривающейся Стороны допускает возможность лишь частичного устранения последствий этого нарушения, Суд, в случае необходимости, присуждает справедливую компенсацию потерпевшей стороне».
A. Ущерб
91. Заявители затребовали компенсацию материального и морального ущерба в размерах, указанных в прилагаемой таблице.
92. Представители Правительства сочли эти требования чрезмерными и необоснованными.
93. Суд не может делать предположения о том, были бы заявители лишены дееспособности полностью или частично, если бы это допускалось законодательством, и поэтому отклоняет требования заявителей о компенсации материального ущерба. Вместе с тем Суд присуждает заявителям компенсацию морального ущерба в суммах, указанных в прилагаемой таблице.
B. Расходы и издержки
94. Первые трое из заявителей также затребовали компенсацию понесённых в российских судах расходов и издержек в суммах, указанных в прилагаемой таблице.
95. Представители Правительства сочли эти требования неоправданными.
96. Согласно судебной практике Суда, заявителю полагается возмещение расходов и издержек лишь в той степени, в какой было продемонстрировано, что они действительно были понесены, были необходимы и их суммы являются разумными. В данных делах, с учётом документов, находящихся в распоряжении Суда, и вышеизложенных критериев, Суд считает разумным присудить третьему заявителю суммы, указанные в прилагаемой таблице, на покрытие расходов по всем статьям, плюс сумму всех подлежащих уплате налогов. Что касается первых двух заявителей, с учётом того, что их требования не подкреплены договорами между заявителями их представителем, Суд отклоняет эти требования (аналогичную ситуацию см. в деле В.К. против России, No 9139/08, §§ 51–52, 4 апреля 2017 г.).
C. Пени
97. Суд полагает уместным назначить ставку для расчёта пеней равной предельной ставке по займам Европейского центрального банка плюс три процентных пункта.
НА ОСНОВАНИИ ИЗЛОЖЕННОГО СУД ЕДИНОГЛАСНО:
1. Признаёт жалобы по заявлениям допустимыми;
2. Постановляет, что в отношении всех заявителей имело место нарушение статьи 8 Конвенции;
3. Постановляет, что рассматривать жалобы по статье 6 Конвенции, поданные четырьмя из заявителей (заявления No 24688/05, 69488/13, 69523/13 и 51480/14), нет необходимости;
4. Постановляет, что в отношении одного из заявителей (заявление No 24688/05) имело место нарушение абзаца 1 статьи 5 Конвенции;
5. Постановляет, что рассматривать жалобы по абзацу 4 статьи 5 и по статьям 6 и 8 Конвенции, поданные одним из заявителей (заявление No 24688/05), нет необходимости;
6. Постановляет:
(a) что государство-ответчик обязано в течение трёх месяцев выплатить указанные в прилагаемой таблице суммы, сконвертировав их в валюту государства-ответчика по курсу на дату выплаты;
(b) что с момента истечения вышеуказанного срока в три месяца и до момента выплаты на упомянутые суммы начисляется простой процент по ставке, равной предельной ставке по займам Европейского центрального банка, действующей в период неуплаты, плюс три процентных пункта;
7. Отклоняет в оставшейся части требования заявителей о компенсации.
Составлено на английском языке, письменное уведомление направлено 5 июня 2018 г. в соответствии с
абзацами 2 и 3 Правила 77 Регламента Суда.
Фатош Араси
Заместитель секретаря
Хелен Келлер
Президент
Оригинал Решения ЕСПЧ по делу Шакулиной и других
http://hudoc.echr.coe.int/eng?i=001-183387
I. ПРЕДПОЛАГАЕМОЕ НАРУШЕНИЕ СТАТЬИ 8 КОНВЕНЦИИ
43. Заявители жаловались на лишение их дееспособности в нарушение статьи 8 Конвенции, в которой говорится следующее:
«1. Каждый имеет право на уважение его личной и семейной жизни, его жилища и его корреспонденции.
2. Не допускается вмешательство со стороны публичных властей в осуществление этого права, за исключением случая, когда такое вмешательство предусмотрено законом и необходимо в демократическом обществе в интересах национальной безопасности и общественного порядка, экономического благосостояния страны, в целях предотвращения беспорядков или преступлений, для охраны здоровья или нравственности или защиты прав и свобод других лиц».
А. Приемлемость
44. В отношении заявления No 24688/05 представители Правительства утверждали, что г-жа Шакулина не подала заявление в течение шести месяцев со дня вынесения окончательного решения по её делу. Заявительница не сделала замечаний по этому поводу.
45. Суд вновь указывает, что в соответствии с его сложившейся практикой и пунктом 5 Правила 47 Регламента Суда в редакции, действовавшей в соответствующее время, Суд, как правило, считает датой подачи заявления дату первого письма, в котором обозначается намерение подать заявление и излагается его предмет, хотя бы и в общих чертах. На основе имеющихся документальных свидетельств Суд отмечает следующее. Окончательное решение о лишении заявительницы дееспособности было вынесено российскими судами
22 декабря 2004 г. Заявительница направила своё первое письмо 21 июня 2005 г. факсом (которое было получено Судом в тот же день) и два экземпляра почтой (один из которых был получен Судом 27 июня 2005 г., а второй — 19 июля 2005 г.). Дата первого представленного документа, 21 июня 2005 г., не выходит за пределы шестимесячного периода, течение которого началось с даты принятия окончательного решения
22 декабря 2004 г. 8 июля 2005 г. Суд предложил заявительнице представить полное заявление в течение шести недель с даты получения письма от Суда. 5 августа 2005 г. Суд получил заполненную форму заявления, подписанную заявительницей и датированную 20 июля 2005 г. В свете этих обстоятельств Суд заключает, что требование о шестимесячном сроке заявительницей выполнено.
46. Суд отмечает, что данная жалоба и жалобы пяти других заявителей не являются очевидно необоснованными в смысле пункта (a) абзаца 3 статьи 35 Конвенции. Суд также отмечает, что эти жалобы не являются неприемлемыми ни по каким другим основаниям. Поэтому данные жалобы следует признать приемлемыми.
Б. Доводы сторон по существу жалоб
1. Заявления сторон
(а) Правительство
47. Ссылаясь на отчёты медицинской экспертизы, представители Правительства указывали на то, что заявители страдали психическими расстройствами и поэтому были не в состоянии осознавать свои действия и руководить ими. Представители Правительства утверждали, что тем самым решения судов о признании заявителей недееспособными были основаны на объективных данных медицинской оценки и приняты в соответствии с применимыми материальными и процессуальными правовыми нормами. Представители Правительства заявляли, что заявители представляли опасность для себя и других лиц и что поэтому решения судов о лишении их дееспособности были необходимыми и соразмерными.
48. В отношении заявителей, правовой статус которых был определён в их отсутствие (г-жа Шакулина, г-н Ланских, г-н Лукин и г-жа Беруненко), представители Правительства указывали на то, что законодательство, действовавшее на соответствующий момент, позволяло российским судам рассматривать дела о лишении дееспособности в отсутствие заявителей, если того требовало состояние их здоровья.
49. Представители Правительства также указывали на то, что в 2012–2015 годах были приняты поправки в законодательство и что в вопросах дееспособности и связанных с этим судебных разбирательств в российской практике имели место изменения (см. абзацы 37–41 выше).
(б) Заявители
50. Заявители утверждали, что решения судов о полном лишении их дееспособности были основаны единственно на том факте, что у них диагностировали психические расстройства. Однако судами не рассматривались конкретные обстоятельства у заявителей и другие относящиеся к делу факторы. Судами также не проверялась достоверность подкрепляющих решение свидетельств, если таковые вообще имелись. Заявители выразили сомнение в том, что лишение их дееспособности преследовало законную цель, так как, вопреки утверждениям Правительства, не имелось конкретных свидетельств того, что заявители представляли опасность для себя или других лиц. Даже если предположить, что заявители в какой-то степени представляли опасность, представители Правительства не пояснили, каким образом лишение заявителей дееспособности устранило бы эту предполагаемую опасность (по сравнению, например, с принудительным психиатрическим лечением). Наконец, заявители утверждали, что российские суды не рассмотрели никаких альтернатив лишению их дееспособности и что законодательством не предусматривалась возможность частичного лишения дееспособности. Заявители заключили, что лишение их правового статуса не было правомерным и соразмерным озвученной цели.
51. Четверо заявителей (г-жа Шакулина, г-н Ланских, г-н Лукин и г-жа Беруненко) придерживались своих жалоб о том, что судебные разбирательства в отношении их правового статуса проводились в их отсутствие.
2. Оценка Суда
(а) Имело ли место вмешательство
52. Суд уже выражал то мнение, что лишение лица дееспособности представляет существенное вмешательство в частную жизнь человека (см. Маттер против Словакии, No 31534/96, § 68, 5 июля
1999 г.; Штукатуров, цит. выше, § 83; и Лашин против России, No 33117/02, § 77, 22 января 2013 г.). Суд не находит причин прийти к иному мнению в данных делах.
(б) Было ли вмешательство оправданным
53. Суд вновь указывает на то, что любое вмешательство в право индивидуума на уважение его частной жизни являет собой нарушение статьи 8 Конвенции за исключением случая, когда оно имело место «в соответствии с законом», преследовало законную цель или цели согласно абзацу 2 и «было необходимо в демократическом обществе» в том смысле, что вмешательство являлось соразмерным преследуемым целям.
(i) «В соответствии с законом» и «законная цель»
54. Суд принимает во внимание позицию заявителей о том, что лишение их дееспособности было незаконным и не преследовало никакой законной цели. Однако, по мнению Суда, рассматривать эти аспекты настоящих дел нет необходимости в свете следующих выводов:
(ii) «Необходимо в демократическом обществе»
(α) Общие принципы
55. Как правило, в настолько сложном вопросе, как установление психических способностей лица, внутригосударственные власти должны проявлять значительную гибкость при оценке, поскольку у них есть возможность напрямую контактировать с заинтересованным лицом, а потому также и богатые возможности выносить решение по таким вопросам. Задачей же Суда скорее является пересмотр, согласно Конвенции, принятых внутригосударственными властями решений при осуществлении их полномочий в этом отношении (см., с соответствующими изменениями, Бронда против Италии, 9 июня 1998 г., § 59, «Доклады о постановлениях и решениях», 1998-IV; Маттер, цит. выше, § 69; Штукатуров, цит. выше, § 87; и Лашин, цит. выше, § 80).
56. Степень гибкости при вынесении властями такой оценки зависит от двух главных факторов (см., например, Лашин, цит. выше, § 81).
57. Во-первых, степень гибкости варьируется в зависимости от характера проблем и важности затрагиваемых интересов. Поэтому для установления очень жёстких пределов в сфере частной жизни (см. Штукатуров, цит. выше, § 88) или наложения ограничений на основополагающие права какой-либо особо уязвимой социальной группы (см., например, Алайош Кишш против Венгрии, No 38832/06, § 42, 20 мая 2010 г.,
и Киютин против России, No 2700/10, § 63, ЕСПЧ 2011) может потребоваться более тщательное изучение вопроса.
58. Во-вторых, Суду необходимо рассмотреть качество внутригосударственных процедур, которые привели к осуществлению вмешательства (см. Штукатуров, цит. выше, § 91, и Лашин, цит. выше, § 81). Хотя в статье 8 Конвенции не содержится прямых процедурных требований, процесс принятия решений, сопряжённый с мерами осуществления вмешательства, должен быть справедливым и обеспечивать должное уважение интересов, охраняемых статьёй 8 (см. Гёргюлю против Германии, No 74969/01, § 52, 26 февраля 2004 г.).
59. Суд уже рассматривал различные аспекты процесса принятия судебных решений, которыми устанавливается дееспособность лица. Что касается процедурных аспектов, Судом принимались во внимание следующие обстоятельства: была ли у заинтересованного лица лично участвовать в разбирательстве
(см. Штукатуров, § 91, и Лашин, § 82, оба цит. выше) и (или) было ли данное лицо каким-либо образом представлено на разбирательстве по лишению его дееспособности (см. А.Н. против Литвы, No 17280/08,
§ 97, 31 мая 2016 г.); было ли заинтересованное лицо в состоянии обжаловать решение о лишении его дееспособности (см. Штукатуров, цит. выше, § 91); была ли у лишённых дееспособности лиц по прошествии определённого времени возможность автоматического пересмотра их правового статуса или непосредственного доступа к правосудию (см. Лашин, цит. выше, § 97); и проявили ли непредвзятость эксперты, оценивавшие состояние здоровья лиц, лишённых дееспособности (см. Лашин, §§ 87–88,
и А.Н. против Литвы, § 99, оба цит. выше).
60. Что касается существа решений российских судов, Суд уже рассматривал в прошлых делах следующие обстоятельства: опирались ли эксперты на актуальный отчёт медицинской экспертизы (см. Лашин, цит. выше, §§ 83–86); было ли так, что медицинские эксперты, а впоследствии и российские суды не только установили существование психического расстройства, но также и оценили характер или степень этого расстройства как такую, которая даёт основания для лишения данного лица дееспособности (см. Штукатуров, §§ 93–94,
и Лашин, § 90, оба цит. выше); и были ли российскими судами при установлении дееспособности данного лица рассмотрены иные доказательства, помимо отчёта медицинской экспертизы, а также изучены другие
факторы (см. А.Н. против Литвы, цит. выше, § 99). В прошлом Судом также были установлены нарушения статьи 8 Конвенции в ситуациях, когда внутригосударственные суды в силу внутригосударственного законодательства оказывались не в состоянии вынести особое суждение с учётом конкретных обстоятельств у заинтересованного лица и имели возможность выбирать лишь между полной дееспособностью и полной недееспособностью (см. Штукатуров, § 95; Лашин, § 92; и А.Н. против Литвы, § 124, все цит. выше).
(β) Применение указанных принципов в настоящих делах
61. Что касается затрагиваемых здесь интересов, Суд отмечает, что вмешательство в частную жизнь заявителей было весьма серьёзным. В результате лишения заявителей дееспособности они утратили самостоятельность почти во всех сферах своей жизни на неопределённый период времени. Заявители также принадлежали к особо уязвимой социальной группе.
62. Что касается сути процесса принятия решений, Суд сразу же отмечает, что в данных делах значительной проблемой явилась невозможность вынести особое суждение с учётом конкретных обстоятельств у заявителей в силу внутригосударственного законодательства. Как уже было установлено Судом
(см. Штукатуров, § 95, и Лашин, § 92, оба цит. выше), в российском законодательстве, действовавшем в соответствующее время, не предусматривалось никакой промежуточной формы ограничения дееспособности в противовес полной дееспособности и полной недееспособности. Следовательно, российские суды в силу существовавшей законодательной базы были не в состоянии принять во внимание характер и степень психического расстройства у лица и другие относящиеся к делу конкретные обстоятельства (см.
Штукатуров, цит. выше, § 94). Данное заключение подтверждается также внесением поправок в законодательство, вводящих понятие частичного лишения дееспособности с 1 марта 2015 г. Суд принимает во внимание эти перемены к лучшему, однако они не повлияли на то положение, в которых оказались заявители до вступления этих поправок в силу.
63. Кроме того, Суд отмечает следующие процедурные изъяны в процессе принятия решений в связи с лишением дееспособности некоторых из заявителей. В частности, в четырёх делах (заявление No 24699/05 г- жи Шакулиной, заявление No 69488/13 г-на Ланских, заявление No 69523/13 г-на Лукина и заявление
No 51480/14 г-жи Беруненко) заявители были лишены дееспособности российскими судами в своё отсутствие. Таким образом, заявители не имели возможности представить свою позицию и российские суды не располагали возможностью непосредственного контакта с заявителями, прежде чем составить своё мнение об их положении (см. Штукатуров, § 91, и Лашин, § 82, оба цит. выше). Суд отмечает, что с тех пор как были приняты поправки в законодательство в 2011 году, личное участие заинтересованных лиц стало обязательным, за исключением ряда случаев (см. абзац 38 выше). Однако разбирательства по лишению заявителей дееспособности имели место до вступления этих поправок в силу.
64. Кроме того, трое из заявителей (г-жа Шакулина, г-н Ланских и г-жа Беруненко) не имели возможности обжаловать решения судов первой инстанции о лишении себя дееспособности (см. Штукатуров, цит. выше), так как, оставаясь в неведении относительно разбирательств в судах первой инстанции, они пропустили сроки подачи апелляции. Просьбы заявителей о восстановлении этих сроков остались без удовлетворения. Четвёртому заявителю, г-н Лукину, удалось добиться отмены решения о лишении его дееспособности по причине его отсутствия на изначальном судебном слушании. Однако, согласившись на пересмотр дела, российский суд оставил в силе решение о лишении заявителя дееспособности на основе отчёта экспертизы, составленного десятью годами ранее.
65. Вышеизложенные соображения являются для Суда достаточным основанием, чтобы заключить, что, соответственно, имело место нарушение статьи 8 Конвенции.
II. ПРЕДПОЛАГАЕМОЕ НАРУШЕНИЕ СТАТЬИ 6 КОНВЕНЦИИ
66. Четверо из заявителей (заявление No 24699/05 г-жи Шакулиной, заявление No 69488/13 г-на Ланских, заявление No 69523/13 г-на Лукина и заявление No 51480/14 г-жи Беруненко) жаловались по статье 6 Конвенции на то, что разбирательства по лишению их дееспособности были несправедливыми.
67. Суд отмечает, что эти жалобы связаны с жалобами заявителей по статье 8, и поэтому данные жалобы следует также признать приемлемыми.
68. Суд вновь замечает, что различие в характере интересов, которые защищаются статьями 6 и 8 Конвенции, может требовать отдельного рассмотрения требований по указанным положениям. Однако в данных делах, учитывая выводы Суда по статье 8 относительно процедурных изъянов в ходе разбирательств по лишению заявителей дееспососбности (см. абзацы 63–64 выше), Суд полагает, что отдельно рассматривать жалобы по статье 6 Конвенции нет необходимости (см., например, йосуб Карас против Румынии, No 7198/04, § 49,
27 июля 2006 г.; Фёдоров и Фёдорова против Украины, No 39229/03, § 93, 7 июля 2011 г.). III. ПРЕДПОЛАГАЕМОЕ НАРУШЕНИЕ СТАТЬИ 5 КОНВЕНЦИИ
69. Одна из заявительниц, г-жа Шакулина (заявление No 24688/05), жаловалась на недобровольное заключение в психиатрическое учреждение. Она опиралась на статью 5 Конвенции, в которой говорится следующее:
«1. Каждый имеет право на свободу и личную неприкосновенность. Никто не может быть лишен свободы иначе как в следующих случаях и в порядке, установленном законом:
...
(e) законное заключение под стражу лиц с целью предотвращения... [а также] душевнобольных». A. Заявления сторон
1. Правительство
70. Представители Правительства заявляли, что 7 марта 2008 г. врач скорой помощи отдал распоряжение о неотложной госпитализации заявительницы по причине ухудшающегося состояния её здоровья. В частности, врач утверждал, что заявительница жила в антисанитарных условиях, не платила за коммунальные услуги, пользовалась открытым огнём, использовала батарею отопления для приготовления пищи и имела делюзии относительно своих соседей. 10 марта 2008 г. брат заявительницы, являвшийся в то время её опекуном, дал согласие на её госпитализацию. 14 марта 2008 г. вместо брата заявительницы её опекуном стала психиатрическая больница. 31 марта 2008 г. представители этой больницы, выступавшей в роли опекуна заявительницы, дали согласие на её госпитализацию. Представители Правительства также указывали, что ввиду состояния здоровья заявительницы ей вначале отказали во встрече с её адвокатом, однако она виделась с посетителями начиная с июня 2008 г.
71. Кроме того, Представители Правительства заявляли, что 10 марта 2009 г. экспертная комиссия поставила заявительнице диагноз «шизофрения». В тот же день Приморский районный суд на основе этого экспертного заключения санкционировал недобровольное психиатрическое лечение заявительницы.
72. Следовательно, представители Правительства сочли заключение заявительницы в психиатрическую больницу законным.
2. Заявительница
73. Заявительница утверждала, что её недобровольное лечение не соответствовало материальным и процессуальным требованиями внутригосударственного права и абзацу 1 статьи 5 Конвенции. Что касается материальных критериев, то представители Правительства исходили из бедственного состояния здоровья
заявительницы. Однако они не представили никаких медицинских отчётов за период начиная с момента её неотложной госпитализации 7 марта 2008 г. и до экспертизы 10 марта 2009 г. В экспертном заключении от
10 марта 2009 г. излагалась лишь история болезни заявительницы и симптомы, которые привели к её неотложной госпитализации годом раньше. Заявительница утверждала, что, даже если эти симптомы и явились основанием для её неотложного лечения на начальном этапе, они не могли служить основанием для дальнейшего содержания её в больнице годом позже. Более того, Приморский районный суд опирался лишь на медицинский отчёт от 10 марта 2010 г., не рассматривая на деле степень тяжести расстройства заявительницы, свидетельства того, что она якобы представляла опасность для себя или других лиц, предполагаемый риск для её здоровья или альтернативные меры с не столь жёсткими ограничениями. Таким образом, заявительница утверждала, что властями не было продемонстрировано, что характер или степень имевшегося у неё расстройства давали основания для её недобровольной госпитализации.
74. Кроме того, заявительница утверждала, что процедура помещения её в психиатрическое учреждение не обеспечивала ей гарантий от произвола. В частности, её лечение считалось добровольным, поскольку на него дали согласие её опекуны (вначале её брат, а затем представители самой психиатрической больницы). Власти ни разу не принимали во внимание собственное мнение заявительницы по этому вопросу, поскольку она была лишена дееспособности. Факт её помещения в больницу не был пересмотрен ни одним независимым судебным органом на предмет законности. Также в силу своей недееспособности сама заявительница не располагала непосредственным доступом к правосудию, чтобы оспорить своё недобровольное психиатрическое лечение. Более того, заявительнице не позволяли встречаться со своим адвокатом, в результате чего вопрос о её содержании в больнице оставался исключительно на усмотрение больницы.
75. Заявительница также ссылалась на следующие изъяны в судебном разбирательстве, на котором было санкционировано её недобровольное помещение в больницу. Во-первых, её удалили с места проведения судебного слушания 10 марта на то время, когда представители больницы излагали свою позицию. Во- вторых, заявительница жаловалась на низкое качество юридической помощи, оказанной её адвокатом, назначенным государством. В частности, адвокат, г-жа Л., не сделала никаких замечаний в течение всего судебного слушания помимо выражения согласия на дальнейшее содержание заявительницы в больнице, несмотря на возражения против того своей клиентки.
B. Оценка Суда
1. Приемлемость
76. Если понимать заявления Правительства в том смысле, что лечение заявительницы в психиатрической больнице являлось добровольным потому, что на него дали согласие её опекуны и что поэтому заявительница не была лишена свободы в смысле абзаца 1 статьи 5 Конвенции, то Суд отмечает, что Суд уже сталкивался с подобной ситуации в деле Штукатурова (цит. выше, § 108). В указанном деле Суд установил, что заявитель хоть и являлся лишённым дееспособности, однако был способен осознавать своё положение и выразил несогласие с тем, чтобы его содержали в больнице. Затем Суд пришёл к выводу, что Суд не может согласиться с тем, что лечение заявителя было добровольным и что лишение свободы не имело места.
77. Подобным же образом в настоящем деле, хоть заявительница и являлась лишённой дееспособности, это не мешало ей осознавать своё положение и выразить своё мнение по этому поводу. После госпитализации заявительница связалась со своим адвокатом, намереваясь подать жалобу на факт своего содержания в больнице, однако ей отказали во встрече с ним. После того как адвокату заявительницы удалось встретиться с ней путём победы в другом судебном деле, он представлял её интересы до восстановления её дееспособности и её выписки из больницы. При таких обстоятельствах, подобных обстоятельствам в деле Штукатурова, Суд приходит к выводу, что заявительница была способна осознавать своё положение и не была согласна с тем, чтобы её содержали в психиатрической больнице. Следовательно, в целях абзаца 1 статьи 5 Конвенции следует считать, что она была лишена свободы.
78. Суд приходит к заключению, что данная жалоба не является очевидно необоснованной в смысле
пункта «a» абзаца 3 статьи 35 Конвенции. Суд также отмечает, что данная жалоба не является неприемлемой по другим основаниям. Поэтому данную жалобу следует признать приемлемой.
2. Доводы сторон по существу жалоб
(a) Общие принципы
79. В своём постановлении по делу Винтерверп против Нидерландов (24 октября 1979 г., § 39, серия A No 33) Суд изложил три необходимых условия, которые должны быть удовлетворены, чтобы «задержание душевнобольного лица» было законным в смысле пункта (e) абзаца 1 статьи 5 Конвенции. Во-первых, должно быть достоверно продемонстрировано (за исключением чрезвычайных случаев), что данное лицо является душевнобольным, то есть перед компетентным органом власти на основе объективных медицинских свидетельств должно быть установлено действительное психическое расстройство; во-вторых, характер или степень этого психического расстройства должны давать основания для недобровольного помещения этого лица под стражу; и в-третьих, обоснованность дальнейшего содержания этого лица под стражей зависит от продолжения существования такого расстройства.
80. До сих пор Суд также неизменно занимал ту позицию, что абзац 1 статьи 5, в сущности, относится к внутригосударственному праву, но одновременно обязывает внутригосударственные власти соблюдать Конвенцию (см., помимо других оснований, Хатчинсон Рейд против Великобритании, No 50272/99, § 47, ЕСПЧ 2003-IV, и Караманоф против Греции, No 46372/09, § 40, 26 июля 2011 г.). Кроме того, суд особо отмечает, что понятие «законности» в контексте пункта (e) абзаца 1 статьи 5 Конвенции может пониматься шире, чем во внутригосударственном законодательстве. Законность задержания лица обязательно предполагает «справедливую и должную процедуру», в том числе требование о том, «что любая мера, которой лицо лишается свободы, должна исходить от соответствующего органа власти, приводиться в исполнение таким органом власти и не должна быть произвольной» (см. Винтерверп, цит. выше, § 45). В данном контексте само внутригосударственное судебное разбирательство должно предоставлять заявителю достаточную степень защиты от потенциально произвольного лишения его свободы (см. Штукатуров, цит. выше, § 113).
(β) Применение указанных принципов в настоящем деле
81. Суд отмечает, что заявительница по данному делу несомненно страдала психическим расстройством и поэтому могла быть сочтена «душевнобольной». Однако Суду не были представлены медицинские документы, из которых явствовало бы, что представителями власти когда-либо рассматривался вопрос о том, давали ли «характер или степень» имевшегося у заявительницы расстройства «основания для недобровольного её помещения в больницу». В действительности, представителями Правительства не было предоставлено никаких медицинских документов касательно периода содержания заявительницы в больнице, который продолжался более года после её госпитализации 7 марта 2008 г. Самое раннее имеющееся у Суда заключение медицинской экспертизы было составлено только 10 марта 2009 г. Более того, даже в этом заключении медицинской экспертизы не объясняется, какими факторами было обосновано продолжавшееся недобровольное содержание заявительницы в больнице. Затем Приморский районный суд на основании этого заключения санкционировал принудительное лечение заявительницы. В этом заключении не рассматривались никакие другие относящиеся к делу факторы, которые показали бы, что характер или степени имевшегося у заявительницы психического расстройства давали основания для принудительного её содержания в больнице (см. Вершинин против России, [Комитет], No 42858/06, § 26, 20 сентября 2016 г.).
82. Что касается имевшихся в распоряжении заявительницы процедурных гарантий, Суд отмечает следующее. Во-первых, поскольку российские власти считали лечение заявительницы добровольным, оно было санкционировано без участия какого бы то ни было суда. Кроме того, в российском законодательстве в то время не предусматривалась возможность автоматического судебного пересмотра факта содержания лица в
психиатрической больнице в ситуациях, подобных положению заявительницы (см. Штукатуров, цит. выше, § 126). Наконец, будучи признанной недееспособной, сама заявительница не имела возможности подать ходатайство о судебном пересмотре факта её принудительного содержания в больнице (там же). Суд отмечает имевшие место с того времени перемены к лучшему в российскому законодательстве и судебную практику (см. абзац 37 выше), однако заявительница была госпитализирована до того, как произошли эти перемены.
83. Что касается судебного разбирательства в отношении судебной санкции на помещение лица в психиатрическое учреждение без его согласия, Суд уже приходил к мнению, что участие самого заинтересованного лица (а когда это уместно, то посредством представителя с учётом предоставляемых этим преимуществ) представляет собой важную гарантию по защите от произвола (см., например, Трутько против России, No 40979/04, § 40, 6 декабря 2016 г.).
84. В данном деле заявительница присутствовала на судебном разбирательстве, но была удалена из зала судебного заседания на то время, когда представители больницы излагали свою позицию. Хотя назначенный государством адвокат, г-жа Л., присутствовала на протяжении всего судебного слушания, она не оказала заявительнице никакой существенной помощи, поскольку единственное замечание с её стороны выражало полное согласие на содержание заявительницы в больнице, причём она проигнорировала возражения на то заявительницы (см. В.К. против России, No 9139/08, §§ 36–40, 4 апреля 2017 г.). Соответственно, Суд полагает, что у заявительницы в распоряжении не имелось должных процедурных гарантий, которые должны были иметься у неё при вынесения решения о её свободе.
85. Ввиду того, что степень и характер имевшегося у заявительницы психического расстройства не рассматривались, и наличия серьёзных процедурных изъянов при санкционировании судом дальнейшего недобровольного пребывания заявительницы в психиатрической больнице, Суд находит, что лишение её свободы не было законным в смысле абзаца 1 статьи 5 Конвенции.
86. Соответственно, Суд полагает, что в настоящем деле имело место нарушение абзаца 1 статьи 5 Конвенции ввиду принудительного содержания заявительницы в больнице.
IV. ДРУГИЕ ПРЕДПОЛАГАЕМЫЕ НАРУШЕНИЯ КОНВЕНЦИИ
87. Наконец, г-жа Шакулина также жаловалась на то, что её недобровольная госпитализация имела место в нарушение абзаца 4 статьи 5 и статей 6 и 8 Конвенции.
88. Суд отмечает, что эти жалобы связаны с рассмотренной выше жалобой, и поэтому данные жалобы следует также признать приемлемыми.
89. Суд замечает, что в основе рассматриваемых жалоб лежит помещение заявительницы в психиатрическую больницу. Уже вынеся суждение о том, что лишение заявительницы свободы явилось в целях абзаца 1 статьи 5 незаконным, Суд не считает необходимым отдельно рассматривать дело по абзацу 4 статьи 5 (см., помимо прочего, Руслан Макаров против России, No 19129/13, § 34, 11 октября 2016 г.), статье 6 (см., например, йосуб Карас против Румынии и Фёдоров и Фёдорова против Украины, оба цит. выше) и статье 8 (см., например, Ткачик против Словакии, No 42472/98, § 39, 14 октября 2003 г.) Конвенции.
V. ПРИМЕНЕНИЕ СТАТЬИ 41 КОНВЕНЦИИ 90. Статья 41 Конвенции гласит:
«Если Суд находит, что имело место нарушение Конвенции или Протоколов к ней, а внутреннее право Высокой Договаривающейся Стороны допускает возможность лишь частичного устранения последствий этого нарушения, Суд, в случае необходимости, присуждает справедливую компенсацию потерпевшей стороне».
A. Ущерб
91. Заявители затребовали компенсацию материального и морального ущерба в размерах, указанных в прилагаемой таблице.
92. Представители Правительства сочли эти требования чрезмерными и необоснованными.
93. Суд не может делать предположения о том, были бы заявители лишены дееспособности полностью или частично, если бы это допускалось законодательством, и поэтому отклоняет требования заявителей о компенсации материального ущерба. Вместе с тем Суд присуждает заявителям компенсацию морального ущерба в суммах, указанных в прилагаемой таблице.
B. Расходы и издержки
94. Первые трое из заявителей также затребовали компенсацию понесённых в российских судах расходов и издержек в суммах, указанных в прилагаемой таблице.
95. Представители Правительства сочли эти требования неоправданными.
96. Согласно судебной практике Суда, заявителю полагается возмещение расходов и издержек лишь в той степени, в какой было продемонстрировано, что они действительно были понесены, были необходимы и их суммы являются разумными. В данных делах, с учётом документов, находящихся в распоряжении Суда, и вышеизложенных критериев, Суд считает разумным присудить третьему заявителю суммы, указанные в прилагаемой таблице, на покрытие расходов по всем статьям, плюс сумму всех подлежащих уплате налогов. Что касается первых двух заявителей, с учётом того, что их требования не подкреплены договорами между заявителями их представителем, Суд отклоняет эти требования (аналогичную ситуацию см. в деле В.К. против России, No 9139/08, §§ 51–52, 4 апреля 2017 г.).
C. Пени
97. Суд полагает уместным назначить ставку для расчёта пеней равной предельной ставке по займам Европейского центрального банка плюс три процентных пункта.
НА ОСНОВАНИИ ИЗЛОЖЕННОГО СУД ЕДИНОГЛАСНО:
1. Признаёт жалобы по заявлениям допустимыми;
2. Постановляет, что в отношении всех заявителей имело место нарушение статьи 8 Конвенции;
3. Постановляет, что рассматривать жалобы по статье 6 Конвенции, поданные четырьмя из заявителей (заявления No 24688/05, 69488/13, 69523/13 и 51480/14), нет необходимости;
4. Постановляет, что в отношении одного из заявителей (заявление No 24688/05) имело место нарушение абзаца 1 статьи 5 Конвенции;
5. Постановляет, что рассматривать жалобы по абзацу 4 статьи 5 и по статьям 6 и 8 Конвенции, поданные одним из заявителей (заявление No 24688/05), нет необходимости;
6. Постановляет:
(a) что государство-ответчик обязано в течение трёх месяцев выплатить указанные в прилагаемой таблице суммы, сконвертировав их в валюту государства-ответчика по курсу на дату выплаты;
(b) что с момента истечения вышеуказанного срока в три месяца и до момента выплаты на упомянутые суммы начисляется простой процент по ставке, равной предельной ставке по займам Европейского центрального банка, действующей в период неуплаты, плюс три процентных пункта;
7. Отклоняет в оставшейся части требования заявителей о компенсации.
Составлено на английском языке, письменное уведомление направлено 5 июня 2018 г. в соответствии с
абзацами 2 и 3 Правила 77 Регламента Суда.
Фатош Араси
Заместитель секретаря
Хелен Келлер
Президент
Оригинал Решения ЕСПЧ по делу Шакулиной и других
http://hudoc.echr.coe.int/eng?i=001-183387