ПОСТАНОВЛЕНИЕ ПО ДЕЛУ ШТУКАТУРОВ против РОССИИ от 27 марта 2008 г.

4. Перечень мер защиты должен включать, в соответствующих случаях, меры, не предусматривающие ограничение дееспособности указанного лица".

Принцип 3. Максимальное сохранение дееспособности

"1. Законодательство должно, насколько возможно, признавать наличие различных степеней недееспособности, а также возможность изменения степени недееспособности время от времени. Соответственно, мера защиты не должна автоматически приводить к полной утрате дееспособности. При этом ограничение дееспособности должно применяться, если доказано, что оно необходимо для защиты указанного лица.

2. В частности, мера защиты не должна автоматически лишать указанное лицо права голоса, права составления завещания, права соглашаться или отказываться от любого вмешательства в сферу его здоровья или права принимать иные решения личного характера в любое время, когда его или ее состояние позволяет делать это...".

Принцип 6. Соразмерность

"1. В случае необходимости применения меры защиты она должна быть соразмерна состоянию указанного лица и учитывать его индивидуальные обстоятельства и нужны.

2. Мера защиты должна затрагивать дееспособность, права и свободы указанного лица в минимальной степени, совместимой с достижением цели вмешательства...".

Принцип 13. Право быть заслушанным лично

"Лицо имеет право быть заслушанным лично в любом разбирательстве, которое может повлиять на его или ее дееспособность".

Принцип 14. Продолжительность, освидетельствование и обжалование

"1. Меры защиты должны, если это возможно и приемлемо, иметь ограниченную продолжительность. Должен быть рассмотрен вопрос о периодическом проведении освидетельствования. ...

3. Наличие адекватных прав обжалования обязательно".

Право

60. Европейский Суд отмечает, что заявитель выступил с несколькими жалобами на основании различных положений Конвенции. Указанные жалобы касаются признания его недееспособным, помещения в психиатрическую больницу, невозможности добиться пересмотра своего статуса, невозможности встреч с адвокатом, вмешательства в его переписку, принудительного лечения и так далее. Европейский Суд рассмотрит указанные жалобы в хронологической последовательности. Так, Европейский Суд начнет с жалоб, связанных с разбирательством о признании заявителя недееспособным, в результате чего произошли все последующие события, и затем рассмотрит госпитализацию заявителя и жалобы, вытекающие из нее.

I. Предполагаемое нарушение статьи 6 Конвенции, что касается разбирательства о признании заявителя недееспособным

61. Заявитель жаловался, что был признан недееспособным в результате разбирательства, которое не являлось "справедливым" в значении статьи 6 Конвенции. Пункт 1 статьи 6 Конвенции в соответствующей части предусматривает:

"Каждый в случае спора о его гражданских правах и обязанностях... имеет право на справедливое... разбирательство дела... судом...".

A. Доводы сторон

62. Власти Российской Федерации настаивали на том, что разбирательство в Василеостровском районном суде было справедливым. В соответствии с российским законодательством дело о признании гражданина недееспособным вследствие психического расстройства может быть возбуждено в суде на основании заявления его близкого родственника. В настоящем деле с соответствующим заявлением обратилась г-жа Штукатурова, мать заявителя. Суд назначил психиатрическую экспертизу для определения психического состояния заявителя. Обследовав заявителя, врачи заключили, что он не мог понимать значение своих действий и руководить ими. С учетом состояния здоровья заявителя, суд решил не вызывать его на заседание. Однако в соответствии со статьей 284 Гражданского процессуального кодекса на заседании суда присутствовали прокурор и представитель больницы. Таким образом, процессуальные права заявителя были соблюдены.

63. Заявитель утверждал, что разбирательство в суде первой инстанции было несправедливым. Судья не мотивировал изменение своей позиции, принимая решение о том, что в личном присутствии заявителя не было необходимости (см. § 11 и последующие настоящего Постановления). Суд признал заявителя недееспособным, не заслушав и не видя его, а также не получив от него каких-либо материалов. Решение суда основывалось на письменном медицинском заключении, с которым заявитель не был ознакомлен и которое он не имел возможности оспорить. Прокурор, участвовавший в заседании 28 декабря 2004 г., также поддержал заявление, не видя заявителя ранее. Кроме того, Василеостровский районный суд не получил объяснения матери заявителя, которая обратилась с заявлением о признании его недееспособным. Таким образом, суд не принял даже минимальных мер для обеспечения объективной оценки психического состояния заявителя. Далее, заявитель утверждал, что не мог обжаловать решение суда от 28 декабря 2004 г., поскольку в соответствии с российским законодательством был лишен права подачи жалобы.

B. Приемлемость жалобы

64. Стороны не оспаривают применимость положений статьи 6 Конвенции в ее гражданско-правовом аспекте к настоящему разбирательству, и Европейский Суд не усматривает оснований для иного вывода (см. Постановление Европейского Суда от 24 октября 1979 г. по делу "Винтерверп против Нидерландов" (Winterwerp v. Netherlands), Series A, N 33, § 73).

65. Европейский Суд считает, что жалоба заявителя не является явно необоснованной в значении пункта 3 статьи 35 Конвенции. Он также отмечает, что жалоба не является неприемлемой по каким-либо другим основаниям. Следовательно, жалоба должна быть объявлена приемлемой.

C. Существо жалобы

1. Общие принципы

66. В большинстве ранее рассмотренных Европейским Судом дел, касающихся "душевнобольных", внутригосударственные разбирательства затрагивали их заключение под стражу и, таким образом, рассматривались с точки зрения статьи 5 Конвенции. Однако Европейский Суд последовательно указывал, что "процессуальные" гарантии, предусмотренные пунктами 1 и 4 статьи 5 Конвенции, в общих чертах повторяют те, которые предусмотрены пунктом 1 статьи 6 Конвенции (см., например, упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Винтерверп против Нидерландов", § 60; Постановление Европейского Суда от 21 октября 1986 г. по делу "Санчес-Рейссе против Швейцарии" (Sanchez-Reisse v. Switzerland), Series A, N 107; Постановление Европейского Суда от 13 июля 1995 г. по делу "Кампанис против Греции" (Kampanis v. Greece), Series A, N 318-B; и Постановление Европейского Суда от 26 июля 2001 г. по делу "Илийков против Болгарии" (Ilijkov v. Bulgaria), жалоба N 33977/96, § 103). Таким образом, при решении вопроса о том, было ли "справедливым" разбирательство о признании заявителя недееспособным, Европейский Суд будет учитывать, с соответствующими изменениями, свои прецедентные нормы по подпункту "e" пункта 1 и пункту 4 статьи 5 Конвенции.

67. Европейский Суд напоминает, что при решении вопроса о необходимости заключения под стражу лица как "душевнобольного" власти страны обладают определенной свободой усмотрения. Оценка доказательств, представленных по конкретному делу, входит в первую очередь в задачи властей страны; задача Европейского Суда заключается в проверке с точки зрения Конвенции решений указанных властей (см. Постановление Европейского Суда от 23 февраля 1984 г. по делу "Луберти против Италии" (Luberti v. Italy), Series A, N 75, § 27).

68. В контексте пункта 1 статьи 6 Конвенции Европейский Суд допускает, что в делах, касающихся лица, страдающего психическим расстройством, суды страны также должны пользоваться определенной свободой усмотрения. Так, например, они могут принимать необходимые меры процессуального характера для обеспечения надлежащего отправления правосудия, защиты здоровья указанного лица и так далее. Однако такие меры не должны нарушать существо права заявителя на справедливое судебное разбирательство дела, гарантированного статьей 6 Конвенции. При оценке того, была ли необходима конкретная мера, например, недопущение участия заявителя в заседании, Европейский Суд должен принимать во внимание все значимые обстоятельства (такие как характер и сложность вопроса, рассматриваемого судами страны, возможные последствия для заявителя, представляло ли угрозу для других лиц или самого заявителя его присутствие на заседании и так далее).

2. Применение общих принципов в настоящем деле

69. Сторонами не оспаривается, что заявителю не было известно об обращении его матери с заявлением о признании его недееспособным. Ничто не свидетельствует о том, что суд уведомил заявителя по собственной инициативе о разбирательстве (см. §10 настоящего Постановления). Далее, как следует из медицинского заключения от 12 ноября 2004 г. (см. § 13 настоящего Постановления), заявитель не понимал, что в его отношении проводится судебно-психиатрическая экспертиза. Европейский Суд заключает, что заявитель был лишен возможности участия в разбирательстве в Василеостровском районном суде в какой-либо форме. Остается установить, учитывая обстоятельства дела, было ли это совместимо со статьей 6 Конвенции.

70. Власти Российской Федерации утверждали, что решения суда соответствовали законодательству страны. Однако основной вопрос жалобы заключается не в соответствии российскому законодательству, а в "справедливости" разбирательства с точки зрения Конвенции и прецедентных норм Европейского Суда.

71. В ряде ранее рассмотренных дел, касающихся принудительного содержания в стационаре, Европейский Суд установил, что душевнобольной должен быть заслушан лично или, если это необходимо, через представителя (см., например, упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Винтерверп против Нидерландов", § 79). В деле "Винтерверп против Нидерландов" заявителю грозила потеря свободы. Однако в настоящем деле исход разбирательства был как минимум столь же важен для заявителя, поскольку влиял на его личную автономию почти во всех сферах жизни и предполагал потенциальные ограничения его свободы.

72. Далее, Европейский Суд отмечает, что у заявителя была двойная роль в разбирательстве: он был заинтересованным лицом и в то же время основным объектом исследования суда. Таким образом, участие заявителя было необходимо как для того, чтобы обеспечить ему возможность представить свои доводы, так и для того, чтобы суд мог сформировать собственное мнение о его психическом состоянии (см., с соответствующими изменениями, Постановление Европейского Суда от 10 мая 2007 г. по делу "Ковалев против Российской Федерации" (Kovalev v. Russia), жалоба N 78145/01, §§ 35-37* (* Опубликовано в "Бюллетене Европейского Суда по правам человека" N 10/2007.)).

73. Вместе с тем заявитель имел проблемы с психикой. Из материалов дела, однако, следует, что, несмотря на психическое расстройство, он был относительно самостоятельным лицом. При таких обстоятельствах для судьи было необходимо иметь хотя бы короткий визуальный контакт с заявителем и желательно получить его объяснения. Европейский Суд заключает, что решение судьи рассмотреть дело на основе письменных доказательств, не видя и не заслушивая заявителя, было необоснованным и нарушало принцип состязательности судопроизводства, предусмотренный пунктом 1 статьи 6 Конвенции (см. Постановление Европейского Суда от 18 марта 1997 г. по делу "Мантованелли против Франции"(Mantovanelli v. France), Reports of Judgments and Decisions 1997-II, § 35).

74. Европейский Суд исследовал довод властей Российской Федерации, согласно которому представитель больницы и районный прокурор присутствовали на разбирательстве дела по существу. Однако, по мнению Европейского Суда, их присутствие не сделало разбирательство действительно состязательным. Представитель больницы действовал от имени учреждения, которое подготовило экспертное заключение и было названо в решении суда "заинтересованным лицом". Власти Российской Федерации не пояснили, какую роль играл в разбирательстве прокурор. В любом случае из протокола заседания следует, что прокурор и представитель больницы бездействовали во время заседания, которое к тому же продолжалось всего 10 минут.

75. Наконец, Европейский Суд напоминает, что он в любом случае должен оценивать разбирательство в целом, включая решение вышестоящего суда (см. Постановление Европейского Суда от 19 декабря 2001 г. по делу "C.G. против Соединенного Королевства" (C.G. v. United Kingdom), жалоба N 43373/98, § 35). Европейский Суд отмечает, что в настоящем деле жалоба заявителя была возвращена без рассмотрения, поскольку он не обладал гражданской процессуальной дееспособностью (см. § 41 настоящего Постановления). Независимо от того, было ли приемлемо с точки зрения Конвенции возвращение жалобы заявителя без рассмотрения, Европейский Суд лишь отмечает, что разбирательство завершилось решением суда первой инстанции от 28 декабря 2004 г.

76. Европейский Суд приходит к выводу, что с учетом обстоятельств настоящего дела разбирательство в Василеостровском районном суде не было справедливым. Соответственно, имело место нарушение пункта 1 статьи 6 Конвенции.

II. Предполагаемое нарушение статьи 8 Конвенции, что касается признания заявителя недееспособным

77. Заявитель жаловался, что, признав его недееспособным, власти нарушили статью 8 Конвенции. Указанная статья предусматривает:

"1. Каждый имеет право на уважение его личной и семейной жизни, его жилища и его корреспонденции.

2. Не допускается вмешательство со стороны публичных властей в осуществление этого права, за исключением случаев, когда такое вмешательство предусмотрено законом и необходимо в демократическом обществе в интересах национальной безопасности и общественного порядка, экономического благосостояния страны, в целях предотвращения беспорядков или преступлений, для охраны здоровья или нравственности или защиты прав и свобод других лиц".

A. Доводы сторон

1. Власти Российской Федерации

78. Власти Российской Федерации признали, что решение суда о признании заявителя недееспособным повлекло для него ряд ограничений в сфере частной жизни. Однако они утверждали, что права заявителя, предусмотренные статьей 8 Конвенции, не были нарушены. Их замечания могут быть сведены к следующему. Во-первых, мера, принятая судом, была нацелена на защиту интересов и здоровья иных лиц. Далее, решение было принято в соответствии с нормами материального права, а именно, на основании статьи 29 Гражданского кодекса Российской Федерации.

2. Заявитель

79. Заявитель поддержал свою первоначальную жалобу, в соответствии с которой в его деле имело место нарушение статьи 8 Конвенции. Он утверждал, что статья 29 Гражданского кодекса, на основании которой он был признан недееспособным, не была сформулирована с достаточной точностью. Законодательство допускало признание гражданина недееспособным, если он "не мог понимать значения своих действий или руководить ими". Однако в нем отсутствовали указания на то, о каких "действиях" идет речь, или насколько сложными должны быть такие действия. Иными словами, отсутствовал законодательный критерий, позволяющий установить степень снижения умственных способностей, требующую полного лишения дееспособности. Законодательство содержало явный пробел в этом отношении; оно не обеспечивало защиту душевнобольных от произвольного вмешательства в их право на уважение личной жизни. Таким образом, вмешательство в его личную жизнь не было законным.

80. Кроме того, заявитель утверждал, что вмешательство властей не преследовало законной цели. Власти не ставили перед собой целей защиты национальной безопасности, общественного порядка или экономического благосостояния страны, а также предотвращения беспорядков или преступлений. Что касается охраны здоровья или нравственности иных лиц, отсутствовали признаки того, что заявитель представлял угрозу их правам. Наконец, что касается самого заявителя, власти не ссылались на то, что признание недееспособным оказало на него лечебное воздействие. Также отсутствуют доказательства того, что власти стремились признать заявителя недееспособным, поскольку в противном случае он предпринял бы действия, влекущие ухудшение его здоровья. Что касается его имущественных интересов, то такое основание, как защита собственных прав лица, отсутствует в пункте 2 статьи 8 Конвенции. Следовательно, оно не может служить основанием для вмешательства в права, защищаемые пунктом 1 статьи 8 Конвенции. В итоге вмешательство властей в личную жизнь заявителя не преследовало законных целей, перечисленных в пункте 2 статьи 8 Конвенции.

81. Наконец, заявитель утверждал, что вмешательство властей не было "необходимо в демократическом обществе", поскольку отсутствовала потребность в ограничении его дееспособности. Василеостровский районный суд не обосновал свое решение: отсутствовали признаки того, что у заявителя имелись трудности с управлением своим имуществом в прошлом, он не мог работать, злоупотреблял служебными обязанностями и так далее. Медицинское заключение не подтверждалось какими-либо доказательствами, и суд не оценивал предыдущее поведение заявителя в областях, на которые влияло признание его недееспособным.

82. Даже если Василеостровский районный суд был убежден, что заявитель не был способен действовать в определенной области, он мог ограничить его дееспособность в указанной области, не предпринимая иных мер. Однако российское право, в отличие от законодательства многих других европейских стран, позволяет лишь признать лицо полностью недееспособным, но не ограничить его дееспособность. Возможность ограничения дееспособности предусмотрена лишь в отношении лиц, злоупотребляющих алкоголем или наркотиками. При таких обстоятельствах суду следовало отказать в применении столь серьезной меры, как признание заявителя недееспособным. Однако вместо этого суд предпочел лишить заявителя возможности принимать любые решения на неопределенный срок.

B. Приемлемость жалобы

83. Стороны не оспаривают, что решение суда от 28 декабря 2004 г. представляло собой вмешательство в личную жизнь заявителя. Европейский Суд напоминает, что статья 8 Конвенции "обеспечивает гражданину область для свободного развития и реализации его или ее индивидуальности" (см. доклад Европейской Комиссии от 12 июля 1977 г. по делу "Брюггеман и Шойтен против Германии" (Bruggeman and Scheuten v. Germany), жалоба N 6959/75, Decisions and Reports 10, p. 115, § 55). Решение суда от 28 декабря 2004 г. лишило заявителя способности самостоятельно действовать почти во всех сферах жизни: он более не мог самостоятельно приобретать или продавать имущество, работать, путешествовать, избирать место жительства, вступать в объединения, вступать в брак и так далее. Даже его свобода с этого момента могла быть ограничена без его согласия и судебного контроля. В итоге Европейский Суд приходит к выводу, что признание недееспособным равносильно вмешательству в личную жизнь заявителя (см. Постановление Европейского Суда от 5 июля 1999 г. по делу "Маттер против Словакии" (Matter v. Slovakia), жалоба N 31534/96, § 68).

84. Европейский Суд считает, что жалоба заявителя не является явно необоснованной в значении пункта 3 статьи 35 Конвенции. Он также отмечает, что жалоба не является неприемлемой по каким-либо другим основаниям. Следовательно, жалоба должна быть объявлена приемлемой.

C. Существо жалобы

85. Европейский Суд напоминает, что любое вмешательство в право лица на уважение личной жизни составляет нарушение статьи 8 Конвенции, кроме случаев, когда оно "соответствует закону", преследует законную цель или цели, предусмотренные пунктом 2 указанной статьи, и является "необходимым в демократическом обществе", то есть соразмерно преследуемым целям.

86. Европейский Суд принял к сведению довод заявителя, согласно которому примененная к нему мера не была законной и не преследовала законную цель. Однако, по мнению Европейского Суда, отсутствует необходимость рассматривать указанные аспекты дела, поскольку решение о признании заявителя недееспособным в любом случае было несоразмерно законной цели, на которую ссылались власти Российской Федерации, по основаниям, указанным далее.

1. Общие принципы

87. Заявитель утверждал, что признание недееспособным было неадекватной мерой в отношении проблем, которые он испытывал. Действительно, в соответствии со статьей 8 Конвенции власти должны достичь справедливого равновесия между интересами душевнобольного лица и иными затронутыми законными интересами. Однако, по общему правилу, в таком сложном вопросе, как определение психического состояния лица, власти должны пользоваться широкой свободой усмотрения. Это главным образом объясняется тем, что власти страны имеют преимущество непосредственного контакта с указанными лицами и, таким образом, располагают максимальными возможностями для решения таких вопросов. Задачей Европейского Суда является проверка с точки зрения Конвенции решений, принятых властями страны при осуществлении ими соответствующих полномочий (см., с соответствующими изменениями, Постановление Европейского Суда от 9 июня 1998 г. по делу "Бронда против Италии" (Bronda v. Italy), Reports 1998-IV, p. 1491, § 59).

88. В то же время свобода усмотрения, признаваемая за властями страны, варьируется в зависимости от характера спорных вопросов и значимости затронутых интересов (см. Постановление Большой Палаты по делу "Эльсхольц против Германии) (Elsholz v. Germany), жалоба N 25735/94, § 49, ECHR 2000-VIII). Более строгий контроль необходим в случае серьезных ограничений в сфере личной жизни.

89. Далее Европейский Суд напоминает, что хотя статья 8 Конвенции не содержит прямо выраженных процессуальных требований, "процедура принятия решений, применяемая при осуществлении вмешательства, должна быть справедливой, позволяя обеспечить надлежащее уважение интересов, гарантированных статьей 8 Конвенции" (см. Постановление Европейского Суда от 26 февраля 2004 г. по делу "Гергюлю против Германии" (Gorgulu v. Germany), жалоба N 74969/01, § 52). Таким образом, границы свободы усмотрения государства зависят от качества процедуры принятия решений. Если процедура страдала серьезными недостатками в каком-либо отношении, выводы властей страны в большей степени открыты для критики (см., с соответствующими изменениями, Постановление Европейского Суда от 11 октября 2001 г. по делу "Сахин против Германии" (Sahin v. Germany), жалоба N 30943/96, § 46 и последующие).

2. Применение общих принципов в настоящем деле

90. В первую очередь Европейский Суд отмечает, что вмешательство в личную жизнь заявителя носило крайне серьезный характер. В результате признания недееспособным он стал полностью зависимым от своего официального опекуна почти во всех сферах жизни. Более того, заявитель был признан "полностью недееспособным" на неопределенный срок, и эта мера, как показало его дело, могла быть обжалована лишь через его опекуна, возражавшего против любых попыток отменить ее (см. также § 52 раздела "Применимое национальное законодательство" настоящего Постановления).

91. Во-вторых, Европейский Суд уже установил, что разбирательство в Василеостровском районном суде сопровождалось процессуальными нарушениями. Так, заявитель не участвовал в судебном разбирательстве и даже не был лично опрошен судьей. Далее, заявитель не мог обжаловать решение суда от 28 декабря 2004 г., поскольку городской суд отказался рассматривать его жалобу. В итоге его участие в процедуре принятия решений свелось к нулю. Европейский Суд особенно удивлен тем фактом, что единственное заседание суда, на котором дело рассматривалось по существу, продолжалось 10 минут. При таких обстоятельствах нельзя заключить, что судья "обладал преимуществом прямого контакта с указанными лицами", что по общему правилу потребовало бы ограниченного судебного контроля со стороны Европейского Суда.

92. В-третьих, Европейский Суд должен проверить обоснованность решения от 28 декабря 2004 г. При этом Европейский Суд будет учитывать серьезность обжалуемого вмешательства и тот факт, что судебное разбирательство по делу заявителя было в лучшем случае формальным (см. выше).

93. Европейский Суд отмечает, что районный суд основывался исключительно на выводах медицинского заключения от 12 ноября 2004 г. В заключении шла речь об агрессивном поведении, негативных настроениях и "антиобщественном" образе жизни заявителя; оно содержало вывод о том, что заявитель страдал шизофренией и, таким образом, не мог понимать значение своих действий. В то же время в заключении не пояснялось, значение какого рода действий заявитель не мог понимать, и какими действиями он не мог руководить. Степень тяжести заболевания неясна, как и его возможные последствия для социальной жизни, здоровья, имущественных и иных интересов заявителя. Заключение от 12 ноября 2004 г. не было достаточно ясным, что касается указанных моментов.

94. Европейский Суд не подвергает сомнению компетентность врачей, которые обследовали заявителя и признали его тяжелобольным. Однако, по мнению Европейского Суда, наличие психического расстройства, даже серьезного, не может выступать единственной причиной лишения дееспособности. По аналогии с делами, касающимися лишения свободы, лишение дееспособности будет оправданным при наличии психического расстройства "характера или степени", делающих такую меру необходимой (см., с соответствующими изменениями, упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Винтерверп против Нидерландов", § 40). Тем не менее вопросы экспертам, сформулированные судьей, не касались "характера или степени" психического расстройства заявителя. В результате заключение от 12 ноября 2004 г. не отражало с достаточной подробностью степень выраженности психического расстройства заявителя.

95. Представляется, что существующее законодательство не оставляло судье иного выбора. Российский Гражданский кодекс различает дееспособность и недееспособность, но не предусматривает "пограничные" ситуации, кроме как для случаев наркотической или алкогольной зависимости. Европейский Суд ссылается в этом отношении на принципы, сформулированные в рекомендации N R (99) 4 Комитета министров Совета Европы, приведенные § 59 настоящего Постановления. Хотя указанные принципы не имеют обязательной силы для Европейского Суда, они могут характеризовать общие европейские стандарты в данной области. В отличие от них российское законодательство не предусматривает "дифференцированных последствий". В результате права заявителя, предусмотренные статьей 8 Конвенции, были ограничены более значительно, чем это было строго необходимо при данных обстоятельствах.

96. В итоге, исследовав процедуру принятия внутригосударственных решений и их обоснованность, Европейский Суд заключает, что вмешательство в личную жизнь заявителя было несоразмерно преследуемой законной цели. Таким образом, имело место нарушение статьи 8 Конвенции, что касается признания заявителя недееспособным.

III. Предполагаемое нарушение пункта 1 статьи 5 Конвенции

97. В соответствии с пунктом 1 статьи 5 Конвенции заявитель жаловался, что его помещение в психиатрическую больницу было незаконным. Статья 5 Конвенции в соответствующей части предусматривает:

"1. Каждый имеет право на свободу и личную неприкосновенность. Никто не может быть лишен свободы иначе как в следующих случаях и в порядке, установленном законом...

e) законное заключение под стражу... душевнобольных...".

A. Доводы сторон

1. Власти Российской Федерации

98. Власти Российской Федерации утверждали, что помещение заявителя в больницу было законным. В соответствии со статьями 28 и 29 Закона Российской Федерации "О психиатрической помощи и гарантиях прав граждан при ее оказании" лицо может быть госпитализировано в психиатрический стационар на основании постановления судьи или решения врача, при условии наличия у лица психического расстройства. Закон различает госпитализацию в добровольном и недобровольном порядке. Первая не требует постановления суда и может быть разрешена официальным опекуном недееспособного лица. Заявитель был госпитализирован по просьбе своего опекуна в связи с ухудшением психического состояния. При таких обстоятельствах постановление суда о госпитализации не требовалось.

99. Власти Российской Федерации далее указали, что статья 47 Закона "О психиатрической помощи и гарантиях прав граждан при ее оказании" предусматривала административные и судебные средства правовой защиты против действий или бездействия медицинских работников. Однако в соответствии с пунктом 2 статьи 31 Гражданского кодекса Российской Федерации, если лицо недееспособно, в защиту его прав и интересов в отношениях с административными органами и судами выступает его опекун. Опекуном заявителя была его мать, которая не обращалась с какими-либо жалобами. Прокуратура, проведя проверку, пришла к выводу, что права заявителя не нарушались. Таким образом, российское законодательство предусматривало эффективные средства правовой защиты в интересах заявителя.

100. Что касается вреда, причиненного содержанием в психиатрическом стационаре, то он подлежит возмещению лишь при наличии вины властей страны. Власти Российской Федерации утверждали, что медицинские работники действовали законно.

2. Заявитель

101. Заявитель поддержал свои жалобы. Во-первых, он утверждал, что его госпитализация была равносильна лишению свободы. Так, он был помещен в закрытое учреждение. После попытки бегства из больницы в январе 2006 г. он был привязан к кровати и получил увеличенную дозу успокоительных препаратов. Ему запрещались контакты с внешним миром до выписки. Наконец, заявитель субъективно воспринимал свое пребывание в больнице как лишение свободы. Вопреки доводам властей Российской Федерации он не считал госпитализацию добровольной и недвусмысленно протестовал против нее в течение всего срока пребывания в больнице.

102. Далее заявитель утверждал, что он был заключен в больнице не "в порядке, установленном законом". Так, с точки зрения российского законодательства его госпитализация признавалась добровольной, несмотря на его мнение, следовательно, он не пользовался ни одной из процессуальных гарантий, предусмотренных для недобровольной госпитализации. Однако определенные процессуальные гарантии должны присутствовать, особенно если лицо прямо выражает несогласие с решением опекуна. В настоящем деле власти не оценивали способность заявителя принимать самостоятельное решение определенного рода на момент госпитализации. Они исходили из того, что заявитель был признан недееспособным, несмотря на то, сколько времени могло пройти с момента принятия судом решения относительно его состояния в целом. В настоящем деле такое решение было принято более чем за 10 месяцев до его госпитализации.

103. Более того, российское законодательство не отражало в достаточной степени тот факт, что состояние лица могло изменяться с течением времени. Отсутствовали обязательные периодические освидетельствования, а также возможность лица, у которого имелся опекун, требовать такого освидетельствования. Даже если предположить, что на момент принятия судом решения о признании заявителя недееспособным его психическое состояние было настолько неудовлетворительным, что он не мог самостоятельно решить вопрос госпитализации, оно могло измениться со временем.

B. Приемлемость жалобы

104. Замечания властей Российской Федерации могут пониматься таким образом, что госпитализация заявителя была добровольной с точки зрения российского законодательства и, как таковая, не была равносильна "лишению свободы" в значении статьи 5 Конвенции. Однако Европейский Суд не может согласиться с этим тезисом.

105. Он напоминает, что при определении того, имело ли место лишение свободы, отправной точкой должна быть конкретная ситуация лица. Следует учитывать целый ряд обстоятельств, возникающих в определенном деле, таких как тип, продолжительность, последствия и способ применения спорной меры (см. Постановление Европейского Суда от 6 ноября 1980 г. по делу "Гуццарди против Италии" (Guzzardi v. Italy), Series A, N 39, § 92, и Постановление Европейского Суда от 28 мая 1985 г. по делу "Ашингдейн против Соединенного Королевства" (Ashingdane v. United Kingdom), Series A, N 93, § 41).

106. Европейский Суд далее напоминает, что понятие лишения свободы в значении пункта 1 статьи 5 Конвенции включает не только объективный элемент, то есть заключение лица в определенном ограниченном пространстве в течение срока, не являющегося незначительным. Лицо может считаться лишенным свободы, лишь если в качестве дополнительного субъективного элемента оно не дало надлежащим образом согласия на спорное заключение (см., с соответствующими изменениями, Постановление Европейского Суда по делу "H.M. против Швейцарии" (H.M. v. Switzerland), жалоба N 39187/98, § 46, ECHR 2002-II).

107. Европейский Суд отмечает в связи с этим, что фактические обстоятельства пребывания заявителя в больнице в основном не оспариваются сторонами. Заявитель содержался в больнице семь месяцев, не мог ее покинуть по своей воле, и его контакты с окружающим миром были серьезно ограничены. Что касается "субъективного" элемента, стороны не пришли к единому мнению о том, соглашался ли заявитель на нахождение в больнице. Власти Российской Федерации в основном ссылались на юридическую конструкцию "добровольной госпитализации", в то время как заявитель указывал на собственное восприятие ситуации.

108. Европейский Суд отмечает в связи с этим, что юридически заявитель не обладал дееспособностью для принятия самостоятельных решений. Однако это не обязательно означает, что заявитель фактически не мог понимать свою ситуацию. Во-первых, поведение заявителя во время пребывания в больнице свидетельствует об обратном. Так, он неоднократно требовал выписки, обращался к администрации больницы и адвокату с целью добиться выписки, а также предпринял попытку побега из больницы (см. Постановление Европейского Суда 16 июня 2005 г. по делу "Шторк против Германии" (Storck v. Germany), жалоба 61603/00, ECHR 2005-V, где заявительница, более того, дала согласие на пребывание в больнице, но впоследствии пыталась убежать из нее). Во-вторых, как следует их вышеизложенных выводов Европейского Суда, заключения судов страны о психическом состоянии заявителя вызывали сомнения и были отдалены во времени (см. § 96 настоящего Постановления).

109. В итоге, хотя заявитель не обладал дееспособностью для выражения собственного мнения, Европейский Суд в обстоятельствах данного дела не может принять позицию властей Российской Федерации, утверждавших, что заявитель согласился на свое продолжающееся пребывание в больнице. Таким образом, Европейский Суд заключает, что заявитель был лишен свободы властями в значении пункта 1 статьи 5 Конвенции.

110. Европейский Суд далее отмечает, что хотя заявитель был лишен свободы по просьбе своего опекуна, частного лица, он содержался в государственном учреждении - психиатрической больнице. Таким образом, ответственность за обжалуемую ситуацию ложилась на власти.

111. Европейский Суд считает, что данная жалоба не является явно необоснованной в значении пункта 3 статьи 35 Конвенции. Он также отмечает, что жалоба не является неприемлемой по каким-либо другим основаниям. Следовательно, жалоба должна быть объявлена приемлемой.

C. Существо жалобы

112. Европейский Суд признает, что содержание заявителя под стражей было "законным", если узко толковать этот термин как формальное соответствие содержания под стражей процессуальным и материальным нормам российского права. Представляется, что единственным условием, необходимым для заключения заявителя под стражу, являлось согласие официального опекуна, его матери, которая и просила о госпитализации заявителя.

113. Однако Европейский Суд напоминает, что понятие "законности" в контексте подпункта "e" пункта 1 статьи 5 Конвенции также имеет более широкое значение. "Выражение ["порядок, установленный законом"] основано на идее справедливого и надлежащего порядка, подразумевающего, что любая мера лишения лица свободы должна приниматься и исполняться надлежащим органом и не должна быть произвольной" (см. упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Винтерверп против Нидерландов", § 45). Иными словами, заключение не может считаться "законным" в значении пункта 1 статьи 5 Конвенции, если внутригосударственная процедура не обеспечивает достаточных гарантий против произвола.

114. В своем Постановлении от 24 октября 1979 г. по делу "Винтерверп против Нидерландов" Европейский Суд установил три минимальных условия, которые должны быть соблюдены при "законном заключении под стражу душевнобольного" в значении подпункта "e" пункта 1 статьи 5 Конвенции: кроме чрезвычайных случаев, должно быть достоверно доказано, что указанное лицо является душевнобольным, то есть компетентным органом должно быть установлено действительное психическое расстройство на основе объективной медицинской экспертизы; характер или степень психического расстройства должны требовать принудительного заключения; правомерность продолжающегося заключения зависит от стойкости такого расстройства.

115. Возвращаясь к настоящему делу, Европейский Суд отмечает, что от имени заявителя было указано, что лишение его свободы являлось произвольным, поскольку достоверно не доказано, что он был душевнобольным на момент заключения. Объяснения властей Российской Федерации не опровергают этот довод. Так, власти Российской Федерации не пояснили, что побудило мать заявителя обратиться с просьбой о его госпитализации 4 ноября 2005 г. Далее власти Российской Федерации не представили Европейскому Суду каких-либо медицинских доказательств, касающихся состояния психики заявителя на момент помещения в больницу. Представляется, что решение о госпитализации было основано исключительно на правовом статусе заявителя, установленном 10 месяцев назад судом, и, возможно, на его истории болезни. На самом деле маловероятно, что заявитель оставался в стационаре без обследования медицинскими специалистами. Однако в отсутствие подтверждающих документов или объяснений со стороны властей Российской Федерации в отношении состояния психики заявителя при помещении в больницу Европейский Суд заключает, что ими достоверно не доказано, что состояние психики заявителя требовало его заключения.

116. С учетом изложенного Европейский Суд сделал вывод, что госпитализация заявителя с 4 ноября 2005 г. по 16 мая 2006 г. не была "законной" в значении подпункта "e" пункта 1 статьи 5 Конвенции.

IV. Предполагаемое нарушение пункта 4 статьи 5 Конвенции

117. Заявитель жаловался на невозможность добиться выписки из больницы. Пункт 4 статьи 5 Конвенции, на который он ссылался, предусматривает:

"Каждый, кто лишен свободы в результате ареста или заключения под стражу, имеет право на безотлагательное рассмотрение судом правомерности его заключения под стражу и на освобождение, если его заключение под стражу признано судом незаконным".

A. Доводы сторон

118. Власти Российской Федерации утверждают, что заявитель располагал эффективным средством правовой защиты для обжалования госпитализации в психиатрический стационар. Так, он мог обратиться с просьбой о выписке или обжаловать действия медицинских работников через своего опекуна, который представлял его в отношениях с третьими лицами, включая суд. Далее, Генеральная прокуратура провела проверку ситуации заявителя и не установила какого-либо нарушения его прав.

119. Заявитель утверждал, что российское законодательство не позволяло ему начать судебное разбирательство иначе как через своего опекуна, возражавшего против его выписки.

B. Приемлемость жалобы

120. Европейский Суд считает, что данная жалоба не является явно необоснованной в значении пункта 3 статьи 35 Конвенции. Он также отмечает, что жалоба не является неприемлемой по каким-либо другим основаниям. Следовательно, жалоба должна быть объявлена приемлемой.

C. Существо жалобы

121. Европейский Суд напоминает, что в силу пункта 4 статьи 5 Конвенции душевнобольной, проходящий принудительное лечение в психиатрическом учреждении в течение неопределенного или длительного срока, в принципе имеет право (во всяком случае, если отсутствует автоматическая периодическая судебная проверка) на рассмотрение судом через разумные промежутки времени "правомерности" - в значении Конвенции - заключения под стражу (см. упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Винтерверп против Нидерландов", § 55, и Постановление Европейского Суда от 23 февраля 1984 г. по делу "Луберти против Италии" (Luberti v. Italy), § 31; см. также Постановление Европейского Суда от 28 октября 2003 г. по делу "Ракевич против Российской Федерации" (Rakevich v. Russia), жалоба N 58973/00, § 43 и последующие).

122. Это справедливо по отношению к делам, в которых заключение было первоначально санкционировано судебным органом (см. Постановление Европейского Суда от 5 ноября 1981 г. по делу "X против Соединенного королевства (X v. United Kingdom), Series A, N 46, § 52), и тем более справедливо в обстоятельствах настоящего дела, когда заключение заявителя было санкционировано не судом, а частным лицом, а именно опекуном заявителя.

123. Европейский Суд признает, что формы судебной проверки могут различаться в разных странах и зависят от типа спорного лишения свободы. К компетенции Европейского Суда не относится установление наилучшей или наиболее приемлемой системы судебной проверки в данной сфере. Однако в настоящем деле суды не участвовали когда-либо и в какой-либо форме в принятии решения относительно заключения заявителя. Представляется, что российское законодательство не предусматривает автоматической судебной проверки правомерности содержания в психиатрической больнице в ситуациях, аналогичных ситуации заявителя. Далее, судебная проверка не может быть инициирована лицом, если оно признано недееспособным. Такое толкование российского законодательства следует из объяснений властей Российской Федерации по данному вопросу. В итоге заявитель не имел возможности самостоятельно использовать какое-либо средство правовой защиты судебного характера для обжалования своего продолжающегося заключения.

124. Власти Российской Федерации утверждали, что заявитель мог начать судебное разбирательство с помощью своей матери. Тем не менее это средство правовой защиты не было прямо доступно ему: заявитель полностью зависел от своей матери, которая просила о его госпитализации и возражала против выписки. Что касается проверки прокуратуры, неясно, затрагивала ли она "правомерность" заключения заявителя. В любом случае проверка прокуратуры как таковая не может рассматриваться как судебная проверка, удовлетворяющая требованиям пункта 4 статьи 5 Конвенции.

125. Европейский Суд повторяет свой вывод, согласно которому госпитализация заявителя не была добровольной. Помимо этого, в последний раз суд оценивал состояние психики заявителя за 10 месяцев до его помещения в больницу. Разбирательство о признании заявителя недееспособным сопровождалось серьезными нарушениями, и в любом случае суд не рассматривал необходимость его помещения в закрытое учреждение. Подобная необходимость не оценивалась судом и при его помещении в больницу. При таких обстоятельствах невозможность заявителя добиться судебной проверки правомерности заключения представляла собой нарушение пункта 4 статьи 5 Конвенции.

V. Предполагаемое нарушение статьи 3 Конвенции

126. Заявитель утверждал, что принудительное лечение, которое он проходил в больнице, представляло собой бесчеловечное и унижающее достоинство обращение. Более того, в одном случае к нему применялись меры физического стеснения, когда он более чем на 15 часов был привязан к койке. Статья 3 Конвенции, на которую в связи с этим ссылается заявитель, предусматривает:

"Никто не должен подвергаться ни пыткам, ни бесчеловечному или унижающему достоинство обращению или наказанию".

127. Европейский Суд отмечает, что жалоба со ссылкой на статью 3 Конвенции касается двух отдельных фактов: (a) принудительного лечения и (b) привязывания к койке после попытки побега. Что касается второго утверждения, Европейский Суд отмечает, что оно не содержалось в первоначальных объяснениях, представленных Европейскому Суду, и не было достаточно обоснованным. Ссылка на соответствующий факт появилась лишь в объяснениях заявителя, представленных в ответ на объяснения властей Российской Федерации. Таким образом, указанное происшествие выходит за рамки настоящей жалобы и, как таковое, не будет рассматриваться Европейским Судом.

128. Остается выяснить, однако, представляло ли лечение заявителя в больнице "бесчеловечное и унижающее достоинство обращение" в значении статьи 3 Конвенции. Заявитель утверждает, что он получал галоперидол и хлорпромазин. Он описывал эти вещества как устаревшие лекарства с серьезными неблагоприятными побочными эффектами. Европейский Суд отмечает, что заявитель не представил доказательств того, что он в действительности получал эти лекарства. Более того, отсутствуют доказательства наступления неблагоприятных эффектов, на которые жалуется заявитель. Заявитель не утверждает, что его здоровье ухудшилось в результате такого лечения. При данных обстоятельствах Европейский Суд находит соответствующие утверждения заявителя необоснованными.

129. Европейский Суд заключает, что жалоба в данной части подлежит отклонению как явно необоснованная в соответствии с пунктами 3 и 4 статьи 35 Конвенции.

VI. Предполагаемое нарушение статьи 13 Конвенции

130. В соответствии со статьей 13 Конвенции, взятой в сочетании со статьями 6 и 8 Конвенции, заявитель жаловался, что он не мог добиться пересмотра своего статуса недееспособного лица. Статья 13 Конвенции соответственно предусматривает:

"Каждый, чьи права и свободы, признанные в Конвенции, нарушены, имеет право на эффективное средство правовой защиты в государственном органе, даже если это нарушение было совершено лицами, действовавшими в официальном качестве".

131. Европейский Суд находит, что эта жалоба связана с жалобами, поданными на основании статей 6 и 8 Конвенции, и, таким образом, должна быть объявлена приемлемой.

132. Европейский Суд далее отмечает, что при рассмотрении пропорциональности меры, которая обжаловалась в соответствии со статьей 8 Конвенции, им был принят во внимание тот факт, что указанная мера была применена на неопределенный срок и не могла быть обжалована заявителем независимо от своей матери или иных лиц, которые уполномочены законом требовать ее прекращения (см. § 90 настоящего Постановления). Более того, этот аспект разбирательства был учтен Европейским Судом при рассмотрении вопроса о справедливости разбирательства о лишении дееспособности в целом.

133. При таких обстоятельствах Европейский Суд не считает необходимым отдельно рассматривать указанный аспект дела в свете статьи 13 Конвенции, предусматривающей право на "эффективные средства правовой защиты".

VII. Предполагаемое нарушение статьи 14 Конвенции

134. Европейский Суд отмечает, что заявитель жаловался на предполагаемую дискриминацию со ссылкой на статью 14 Конвенции. Европейский Суд находит, что указанная жалоба тесно связана с жалобами, поданными в соответствии со статьями 6 и 8 Конвенции, и, таким образом, должна быть объявлена приемлемой. Однако при подобных обстоятельствах, учитывая свои выводы по статьям 5, 6 и 8 Конвенции, Европейский Суд полагает, что отсутствует необходимость отдельно рассматривать жалобу в соответствии со статьей 14 Конвенции.

VIII. Соблюдение требований статьи 34 Конвенции

135. Заявитель утверждал, что, препятствуя его встречам наедине с адвокатом в течение долгого срока, вопреки мере, указанной Европейским Судом в соответствии с правилом 39 Регламента Суда, Российская Федерация нарушила свои обязательства, предусмотренные статьей 34 Конвенции. Статья 34 Конвенции предусматривает:

"Суд может принимать жалобы от любого физического лица, любой неправительственной организации или любой группы частных лиц, которые утверждают, что явились жертвами нарушения одной из Высоких Договаривающихся Сторон их прав, признанных в настоящей Конвенции или в Протоколах к ней. Высокие Договаривающиеся Стороны обязуются никоим образом не препятствовать эффективному осуществлению этого права".

Правило 39 Регламента Суда предусматривает:

"1. По просьбе стороны в деле или любого другого заинтересованного лица, или по своей инициативе Палата или, в соответствующих случаях, ее председатель может указать сторонам на предварительные меры, которые, по мнению Палаты, следует принять в интересах сторон или надлежащего проведения разбирательства.

2. Уведомление о таких мерах направляется Комитету министров.

3. Палата может запросить у сторон информацию по любому вопросу, связанному с выполнением любой указанной предварительной меры".

A. Доводы сторон

136. Власти Российской Федерации утверждали, что заявителю не препятствовали в реализации права индивидуальной жалобы согласно статье 34 Конвенции. Однако он мог реализовать его только через свою мать, являвшуюся его официальным опекуном. Поскольку мать заявителя не обращалась к г-ну Бартеневу (адвокату) с просьбой представлять интересы ее сына, он не был его юридическим представителем с точки зрения властей страны. Таким образом, власти действовали законно, не разрешая ему встречаться с заявителем в больнице.

137. Заявитель утверждает, что его право индивидуальной жалобы было нарушено. Так, администрация больницы препятствовала его встречам с адвокатом, изъяла у него письменные принадлежности и запретила использовать телефон. Заявителю также угрожали продлением содержания в больнице, если он не прекратит "сутяжничество". Когда Европейский Суд указал предварительную меру, администрация больницы отказалась признавать обязательную силу решения Европейского Суда в соответствии с правилом 39 Регламента Суда. Эта позиция была впоследствии подтверждена российскими судами. В результате заявитель был фактически лишен возможности поддерживать свою жалобу в Европейском Суде в течение всего периода пребывания в больнице. Более того, адвокат заявителя не мог оценить состояние заявителя и собрать сведения о лечении, которому заявитель подвергался в психиатрической больнице.

B. Мнение Европейского Суда

1. Соблюдение требований статьи 34 Конвенции до указания предварительной меры

138. Европейский Суд напоминает, что для эффективного функционирования системы подачи индивидуальных жалоб, установленной статьей 34 Конвенции, крайне важно, чтобы заявители или потенциальные заявители могли свободно общаться с конвенционными органами, не подвергаясь какому-либо давлению со стороны властей с целью отозвать или изменить свою жалобу (см. Постановление Европейского Суда от 16 сентября 1996 г. по делу "Акдивар и другие против Турции" (Akdivar and Others v. Turkey), Reports 1996-IV; см. также Постановление Европейского Суда от 28 июля 1998 г. по делу "Эрги против Турции" (Ergi v. Turkey), Reports 1998-IV, § 105).

139. Европейский Суд отмечает, что вмешательство в право индивидуальной жалобы может осуществляться в различных формах. Так, в своем Постановлении от 11 июля 2006 г. по делу "Бойченко против Молдавии" (Boicenco v. Moldova), жалоба N 41088/05, § 157 и последующие, Европейский Суд установил, что отказ властей разрешить заявителю пройти медицинский осмотр с целью обоснования своих требований согласно статье 41 Конвенции представлял собой вмешательство в право индивидуальной жалобы заявителя и, таким образом, был несовместим со статьей 34 Конвенции.

140. В настоящем деле запрет на общение с адвокатом продолжался с момента госпитализации заявителя 4 ноября 2005 г. до его выписки 16 мая 2006 г. Далее, телефонные переговоры и переписка были запрещены в течение почти всего указанного периода. Эти ограничения сделали почти невозможным для заявителя поддерживать свою жалобу в Европейском Суде, в связи с чем бланк жалобы был заполнен заявителем лишь после выписки из больницы. Власти не могли не знать о том, что заявитель обратился в Европейский Суд с жалобой, касающейся, в том числе, его содержания в больнице. При подобных обстоятельствах власти нарушили права заявителя, гарантированные статьей 34 Конвенции, ограничивая его контакты с окружающим миром в таком объеме.

2. Соблюдение требований статьи 34 Конвенции после указания предварительной меры

141. Европейский Суд далее отмечает, что в марте 2006 г. он указал властям Российской Федерации предварительную меру в соответствии с правилом 39 Регламента Суда. Европейский Суд предложил властям Российской Федерации разрешить заявителю встречаться с адвокатом в помещениях больницы и под надзором персонала. Эта мера была призвана обеспечить заявителю возможность поддерживать свою жалобу в Европейском Суде.

142. Европейский Суд удивлен отказом властей исполнить указанную меру. Суды страны, которые рассматривали ситуацию, установили, что предварительная мера была адресована Российской Федерации в целом, а не какому-либо из ее органов. Суды заключили, что российское законодательство не признавало обязательной силы предварительных мер, указанных Европейским Судом. Далее, они сочли, что заявитель не мог действовать без согласия своей матери. Таким образом, г-н Бартенев (адвокат) не рассматривался в качестве его законного представителя ни с точки зрения законодательства страны, ни для целей разбирательства в Европейском Суде.

143. Такое толкование противоречит Конвенции. Что касается статуса г-на Бартенева, в компетенцию судов страны не входило определение того, являлся ли он представителем заявителя в разбирательстве перед Европейским Судом - достаточно того, что Европейский Суд признал его таковым.

144. Что касается юридической силы предварительной меры, Европейский Суд напоминает следующее (Постановление Европейского Суда по делу "Аульми против Франции" (Aoulmi v. France), жалоба N 50278/99, § 107, ECHR 2006-... (извлечение)):

"В рамках конвенционной системы предварительные меры в том виде, в котором они последовательно применяются на практике, крайне важны для предупреждения необратимых ситуаций, препятствующих Европейскому Суду надлежащим образом рассмотреть жалобу, а также, в соответствующих случаях, для практического и эффективного использования заявителем гарантированных Конвенцией прав. Соответственно, при таких условиях несоблюдение государством-ответчиком предварительных мер лишит эффективности право индивидуальной жалобы, гарантированное статьей 34 Конвенции, и обязательство государства обеспечивать права и свободы, определенные в Конвенции, согласно статье 1 Конвенции. Указание предварительных мер Европейским Судом... позволяет ему не только осуществлять эффективное рассмотрение жалобы, но также обеспечить эффективность защиты, предоставляемой заявителю Конвенцией; кроме того, такое указание впоследствии позволит Комитету министров контролировать исполнение окончательного постановления Европейского Суда. Таким образом, указанные меры позволяют соответствующему государству соблюдать свое обязательство исполнять окончательное постановление Европейского Суда, которое имеет обязательную силу в соответствии со статьей 46 Конвенции".

В итоге предварительная мера является обязательной постольку, поскольку ее несоблюдение может привести к установлению нарушения статьи 34 Конвенции. Что касается Европейского Суда, то для него безразлично, государством в целом или каким-либо из его органов не была исполнена предварительная мера.

145. Европейский Суд напоминает в связи с этим Постановление Большой Палаты по делу "Маматкулов и Аскаров против Турции" (Mamatkulov and Askarov v. Turkey), жалобы NN 46827/99 и 46951/99, § 92 и последующие, ECHR 2005-I), в котором Европейский Суд рассматривал вопрос несоблюдения государством предварительной меры, указанной в соответствии с правилом 39 Регламента Суда. Европейский Суд заключил, что "обязательство, предусмотренное в заключительной части статьи 34 Конвенции, требует от государств-участников воздерживаться... также от любого действия или бездействия, которое, путем уничтожения или устранения предмета жалобы, сделало бы ее бесцельной или иным образом воспрепятствовало бы Европейскому Суду рассматривать ее в рамках обычной процедуры" (§ 102).

146. Не позволяя заявителю общаться со своим адвокатом, власти фактически воспрепятствовали его обращению с жалобой в Европейский Суд, что продолжалось в течение всего периода госпитализации заявителя. Таким образом, цель предварительной меры, указанной Европейским Судом, заключалась в том, чтобы "предупредить... ситуацию, препятствующую Европейскому Суду надлежащим образом рассмотреть жалобу, а также, в соответствующих случаях, обеспечить практическое и эффективное использование заявителем гарантированных Конвенцией прав" (см. упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Аульми против Франции").

147. Европейский Суд отмечает, что заявитель впоследствии был выписан, встретился со своим адвокатом и мог продолжать разбирательство в Европейском Суде. Таким образом, в конечном счете Европейский Суд располагал всем необходимым для рассмотрения жалобы заявителя, несмотря на предыдущее несоблюдение предварительной меры. Однако тот факт, что лицо фактически смогло поддерживать свою жалобу, не исключает возникновения вопроса о соблюдении статьи 34 Конвенции: государство-ответчик, усложнившее осуществление лицом своего права индивидуальной жалобы, "препятствовало" его правам, предусмотренным статьей 34 Конвенции (см. упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Акдивар и другие против Турции", §§ 105 и 254). В любом случае выписка заявителя никоим образом не была связана с исполнением предварительной меры.

148. Европейский Суд принимает к сведению, что в российской правовой системе может отсутствовать механизм исполнения предварительных мер согласно правилу 39 Регламента Европейского Суда. Тем не менее это не освобождает государство-ответчика от соблюдения обязательств, предусмотренных статьей 34 Конвенции. В итоге в обстоятельствах настоящего дела несоблюдение властями предварительной меры согласно правилу 39 Регламента Суда представляло собой нарушение статьи 34 Конвенции.

3. Заключение

149. Исследовав представленные материалы, Европейский Суд заключает, что, препятствуя в течение длительного срока встречам заявителя с адвокатом и общению между ними и уклоняясь от исполнения предварительной меры, указанной в соответствии с правилом 39 Регламента Суда, власти Российской Федерации нарушили свои обязательства по статье 34 Конвенции.

IX. Применение статьи 41 Конвенции

150. Статья 41 Конвенции предусматривает:

"Если Европейский Суд объявляет, что имело место нарушение Конвенции или Протоколов к ней, а внутреннее право Высокой Договаривающейся Стороны допускает возможность лишь частичного устранения последствий этого нарушения, Европейский Суд, в случае необходимости, присуждает справедливую компенсацию потерпевшей стороне".

151. Заявитель требовал 85 000 евро в качестве компенсации морального вреда.

152. Власти Российской Федерации считали указанное требование "полностью необоснованным и, в любом случае, чрезмерным". Далее власти Российской Федерации утверждали, что требовать какие-либо суммы от имени заявителя имела право его мать.

153. Европейский Суд напоминает, что заявитель обладает самостоятельным правовым статусом в страсбургском разбирательстве и, следовательно, вправе требовать компенсацию в соответствии со статьей 41 Конвенции.

154. Европейский Суд полагает, что вопрос о применении статьи 41 Конвенции не готов к разрешению. Соответственно, его рассмотрение откладывается, и разбирательство дела будет возобновлено с учетом любого соглашения, которое может быть достигнуто между властями Российской Федерации и заявителем (пункт 1 правила 75 Регламента Суда).

На основании изложенного Суд единогласно:

1) объявил жалобу в части статьи 5 Конвенции (что касается содержания в психиатрической больнице), статьи 6 Конвенции (что касается разбирательства о признании недееспособным), статьи 8 Конвенции (что касается признания заявителя недееспособным), статьи 13 Конвенции (что касается отсутствия эффективных средств правовой защиты) и статьи 14 Конвенции (что касается предполагаемой дискриминации) приемлемой, а остальную часть жалобы неприемлемой;

2) постановил, что имело место нарушение статьи 6 Конвенции, что касается разбирательства о признании заявителя недееспособным;

3) постановил, что имело место нарушение статьи 8 Конвенции, что касается признания заявителя полностью недееспособным;

4) постановил, что имело место нарушение пункта 1 статьи 5 Конвенции, что касается законности содержания заявителя в больнице;

5) постановил, что имело место нарушение пункта 4 статьи 5 Конвенции, что касается невозможности для заявителя добиться выписки из больницы;

6. постановил, что отсутствует необходимость рассмотрения жалобы заявителя в соответствии со статьей 13 Конвенции;

7) постановил, что отсутствует необходимость рассмотрения жалобы заявителя в соответствии со статьей 14 Конвенции;

8) постановил, что государство-ответчик не исполнило свои обязательства по статье 34 Конвенции, препятствуя доступу заявителя к Европейскому Суду и не исполняя предварительную меру, указанную Европейским Судом в целях исключения указанных препятствий;

9) постановил, что вопрос о применении статьи 41 Конвенции не готов к разрешению, в связи с чем:

(a) отложил рассмотрение указанного вопроса полностью;

(b) предложил властям Российской Федерации и заявителю представить в течение трех месяцев со дня вступления настоящего Постановления в силу в соответствии с пунктом 2 статьи 44 Конвенции письменные объяснения по данному вопросу и, в частности, уведомить Европейский Суд о любом соглашении, которое может быть ими достигнуто;

(c) отложил дальнейшее разбирательство дела и поручил председателю Палаты возобновить его при необходимости.

Совершено на английском языке, уведомление о Постановлении направлено в письменном виде 27 марта 2008 г. в соответствии с пунктами 2 и 3 правила 77 Регламента Суда.

Серен Нильсен
Секретарь Секции Суда

Христос Розакис
Председатель Палаты Суда